Рядом с этими грустными делами у меня свои личные неприятности, правда, по сравнению с огромным несчастьем, о котором я только что писала, они кажутся мелкими. Но должна тебе сказать, что в последнее время я ужасно одинока! Во мне какая-то ужасная пустота. Раньше я об этом не думала. Развлечения, друзья занимали все мои мысли. А теперь меня мучают сложные вопросы. И я поняла, что даже отец, как бы я его ни любила, не может заменить мне весь мой прежний мир.

Наверно, я, по-твоему, неблагодарное существо, Китти? Но иногда мне кажется, что я не выдержу: слышать все эти ужасы, переживать собственные трудности да еще быть для всех козлом отпущения!

Анна.

Суббота, 25 ноября 1942 г.

Милая Китти!

Мы жгли слишком много электричества и перерасходовали наш лимит. Теперь надо чрезвычайно экономить. Иначе могут отключить ток – и мы будем сидеть без света две недели. С четырех или с половины пятого нам нельзя читать. Мы коротаем время во всяких развлечениях: загадываем загадки, делаем в темноте гимнастику, разговариваем по-английски или по-французски, пересказываем прочитанные книги… Но в конце концов все надоедает. Теперь я нашла новое развлечение: смотреть в полевой бинокль в яркоосвещенные окна соседей! Днем нам нельзя раздвигать занавески ни на сантиметр, но вечером это не так опасно. Никогда я не думала, что наблюдать за соседями так интересно! Я видела, как одна семья обедала, другая смотрела кинофильм, а зубной врач напротив лечил какую-то нервную старую даму.

Кстати, о зубных врачах! Дуссель, про которого все говорили, что он замечательно умеет обращаться с детьми и очень их любит, оказался совершенно ветхозаветным человеком и вечно читает длинные проповеди насчет хороших манер и поведения. Как известно, я имею сомнительное «счастье» жить в одной комнате с «его светлостью», и так как я считаюсь самой невоспитанной из всей нашей молодой тройки, то мне очень трудно избавиться от непрерывных попреков и наставлений, разве что притвориться глухой. Но это еще ничего, не будь он таким ябедой и не бегай он каждую секунду с доносами – да еще к маме! Только я успеваю получить от него хорошую порцию, как приходит мама и добавляет масла в огонь, а если мне особенно везет, то через пять минут меня вызывает фру ван Даан и тоже начинает брюзжать.

Да, Китти, не так-то легко быть дурно воспитанной и притом главным объектом – читай: громоотводом! – для вечных попреков и наставлений нашего критически настроенного семейства.

Вечером в постели, когда я думаю обо всех грехах и проступках, которые мне приписывают, у меня в голове начинается такая неразбериха от этих жалоб, что я начинаю плакать, а иногда – смотря по настроению – хохотать. И я засыпаю со всякими дикими фантазиями: что надо стать не такой, как мне хочется, или что я и сейчас не такая, какой хотелось быть, и что все надо делать не так, как я хочу. Я хочу стать другой, чем я есть, потому что я не такая, какой мне хотелось бы быть…

Ну вот, я и тебя запутала! Не сердись! Но вычеркивать я ничего не стану, раз это уж написано черным по белому, а вырывать листок тоже нельзя – при теперешнем недостатке бумаги это просто грех! Могу только посоветовать тебе – не читай последние строчки и не старайся в них разобраться, не то так запутаешься, что потом и не выберешься!

Анна.

Понедельник, 7 декабря 1942 г.

Милая Китти!

В этом году ханука[6] и день св. Николая[7] почти совпадают. В день хануки мы только зажгли свечи и то всего на десять минут, так как их не достать. Все-таки, когда все запели, было очень торжественно! Господин ван Даан смастерил очень красивый деревянный подсвечник.