– Оптимизация, – брякнул единственное, что мне в голову пришло. – У меня дома ни снопов, ни печи… духовая только. И плита газовая.

– Ты сам, что огонь, Владыка, – подернул усами мой собеседник. – Мне подле тебя теплее, чем в подлазе.

– И ты просишь, чтобы я тебя к себе пустил на ПМЖ? – меня слегка понесло от необычности ситуации. – А ты станешь мышей ловить и в лоточек ходить?

– Грызунов в хозяйстве моем никогда не водилось, – гордо вскинул голову манул. – Что за лоточек – не ведаю. Одно скажу: покуда в твоем доме буду, никто без позволения твоего да со злым умыслом порога не переступит, да в оконце не заглянет. Верь мне, Владыка.

– Мое оконце с балконцем на седьмом этаже, – сказал я и поморщился: заразная это все же манера разговора! – Кроме птиц, заглядывать некому.

Тот покачал головой.

– Почем знать, кому в выси летать.

– М-да… Условимся: ты стараешься говорить без этих всех книжностей, при гостях ведешь себя, как кот – обычный, не говорящий, даваться на погладить и мурчать не обязательно, но и шокировать откровениями про заревого батюшку не сметь. И прекращаешь звать меня Владыкой, эдак до темных властелинов недалеко катиться… У меня имя есть, Андрей. А тебя как звать, пушистый представитель славянского эпоса?

Мне пытались привить если не любовь, то почтение к корням, но не тянуло меня к истокам, не интересны были басни, сказания, обряды и прочая. Ма с па посчитали, что в жизни пригодятся многие знания, но, если не идет – запихивать насильно и не стоит. И вот, похоже, истоки решили потянуть меня к себе…

– Это… – ушастый смущенно почесал когтистой лапой затылок. – Запамятовал я за давностью. И ты бы именем не разбрасывался подобру-поздорову. Оно ж бывает: ты к кому с добром, тот к тебе с лихом.

– Будешь Кошар, – распрямился я, махнул рукой. – Ты сам или на ручках?

Нареченный Кошаром мохнатик вскочил на все четыре лапы, боясь, видимо, что я могу и передумать. Со мною дошел до дома, между ногами проскочил в парадную. Вообще, я считал, что парадные – это в историческом центре, а в нашей длинной девятиэтажке банальные подъезды, но так уж повелось, не мне переиначивать. Пошипел на мелкого, что вышел из лифта с родителями и решил протянуть руки к котику. За что был обозван блохастой тварью и обвинен в бешенстве. Мамаша продолжала что-то еще нам с Кошаром выговаривать, но двери лифта закрылись.

Так, вдвоем, мы и прошествовали до коридорной двери, затем и до входа в квартиру.

Тут стоит сказать, что смущению Кошара я не поверил. Больно правдоподобно он его (смущение) разыгрывал. Ничего он не запамятовал, но и представляться не спешил. Не зря и мне попенял. Много позже состоялся у нас с ним разговор, когда овинный хозяин признался, что побоялся он власть над именем – и над собою – в то утро мне передавать. Огонь огнем, а ничего хорошего он не ждал, ни от будущего, ни от меня. Погреться после долгих скитаний и холода он надеялся, и только.

Тогда, в ночном разговоре за чашкой чая, любуясь красивым лунным диском, Кошар назвал мне свое настоящее имя. Я принял его, сохранил, но не называл вслух ни разу. И вреда мне от овинника (почитал я позже про сложный, пакостный характер этих нечистиков) не было, слово данное Кошар крепко держал.

За дверью наши с Кошаром пути разошлись. Пока я переобувался, он подхватил передними лапами поставленный на пол пакет с продуктами и без видимых усилий понес его в сторону кухни (и когда успел сориентироваться?). Я же прямой наводкой направился в душ. А когда вышел из него с полотенцем в руке, обнаружил, что моя не особенно большая кухонка превратилась в поле боя.