Матильда аккуратно отпила чай и продолжила:
– Сами понимаете, редко кто признаёт… А вот, если НЕ признаёт, то претензии к допустимости доказательства сразу появляются в огромном количестве, причем как предусмотренные, так и не предусмотренные законом. Честно вам скажу, суд сделает всё, чтобы отвергнуть запись, и не проводить по делу экспертизу. Более того, вашим оппонентам будет достаточно просто не признавать факт того, что разговор имел место быть и не опознавать свой голос на записи. В этом случае суд отвергнет это доказательство. Вероятность этого практически стопроцентная, даже экспертизу никто назначать не станет.
Матильда Романовна сочувственно покосилась на расстроенную клиентку.
– Неужели же никогда запись не принимается? – совсем растерялась Лиза.
– Почему же? Принимается, конечно. Но, только тогда, когда это разговор между вами и оппонентом, и, если можно понять, когда и где происходил разговор. Наиболее опытные люди в начале разговора как бы невзначай говорят, где они находятся, перечисляют участвующих лиц и упоминают сколько времени, конечно, вписывая это в уместную форму, а уж потом продолжают разговор по существу. И даже имея такую запись, на правильном носителе, с заверенной расшифровкой разговора, надо рассчитывать, когда правильнее с ней выступить. Лучше даже предъявлять запись не заблаговременно, а неожиданно – это повышает шансы на признание записи оппонентом.
– Как всё сложно, – Лиза силилась улыбнуться. – Но, получается, что у меня шансов нет никаких, да?
Матильда Романовна покрутила на пальце кольцо с изумрудом и неожиданно улыбнулась.
– А это зависит от того, что именно вы хотите сделать? Добиться справедливого наказания мошенников в суде или вернуть свои деньги?
– Вернуть деньги! – твёрдо ответила Лиза.
– Тогда… мы могли бы действовать слегка нетривиальными методами. Рискнёте? – улыбка стала совсем молодой и даже слегка хулиганской.
– Рискну однозначно! – решительно ответила Лиза. – Понимаете… я, дура, конечно, наверное, поделом мне, что так ему верила, мне и знакомые говорили, что так нельзя… но мы действительно любили друг друга, он работал как проклятый, говорил, что всё это ради нас, нашего ребёнка, экономили мы тоже вместе, как мне было ему не верить? А теперь… получается, я восемь лет пахала на его мать и на него самого, но даже не это самое ужасное – там же деньги моих родителей! Мне их так жалко!
Матильда Романовна мягко покачала головой.
– Ничего вы не дура, и не надо на себя наговаривать. Понимаете, я уже много лет наблюдаю одну и ту же картину – многие люди уверены, что они точно знают, как нужно и можно жить их знакомым и просто другим людям. Активно рассказывают, что верить никому нельзя, надо подстраховываться. И знаете, практически ни один из них не сможет выйти с целым кошельком, если попадётся в лапы профессионального мoшeнника. Просто потому, что мoшeнник играет на этой подозрительности, использует её как орудие в своих целях. Да, конечно, есть разумные меры предосторожности – дверь незнакомым не открывать, коды, пароли и счета не называть, лишнюю информацию никому и никогда не вываливать. Но быть уверенным, что со своей недоверчивостью вы застрахованы от любого обмана – большая ошибка.
Света покивала головой – совсем недавно она вела дело такой «самоуверенной недоверы», которая сама стала жeртвoй мoшeнника, а потом изумлённо разводила руками, мол, как же так…
– И да, учтите, если вам говорят, что вы «сами виноваты», это или попытка утвердиться за ваш счёт, показав себя лучше, чем вы. Или… банальный страх. Да, просто страх оказаться на вашем месте. А если вы со всех сторон самовиноватая, то с ней-то такого точно не произойдёт, понимаете? Она-то точно-точно что-то такое не сделает и будет в безопасности. Доходят до того, что не верят никому вообще – ни родителям, ни супругам, ни детям… это что, жизнь? Вот именно, что не жизнь!