Так, праздно разгуливая посреди желто-лимонного и нежно-голубого июльского дня, ленивым туристом дошел я до красно-кирпичного ангара. Перед ангаром был водружен полосатый зонт-тент, под зонтом – пластиковый стол и алюминиевые складные стулья. На столе разложены детали мотоцикла, инструменты, жестянки с бензином и смазкой, бутылка виски «Джим Бим» и пластиковые красные стаканы. Над всем этим железным мусором воздымался двухметровый человек – огромный, толстый, бородатый, с пегими лохмами, заплетенными в косу, в черной шевровой жилетке, с сигарой в зубах и в золотом пенсне. С непривычки это сооружение вызывало чувство шизофренического разрыва – глядя на него, невыносимо хотелось смеяться, а с другой стороны – очень боязно.

Я подошел к столу, уселся на стул, положил ногу на ногу и, покачивая мыском элегантного полусапожка, приветливо молвил:

– Бог в помощь, Карабас Барабасыч…

Человек-гора оторвался от своего ценного мотобарахла, неспешно допил свой красный стакан, наклонив голову, долго смотрел на меня поверх щегольского пенсне, лениво спросил:

– Ну, хрен с горы, откуда ты такой красавец сыскался?

– С хреновой горы, Карабас Барабасыч, – невозмутимо ответил я, снял свои шикарные крупноформатные темные очки, стянул парик и бросил этот постыдный реквизит на стол.

Карабас мгновение оцепенело смотрел на меня, потом стал подниматься из-за столика, как кожаная туча с заклепками и детским великом-пенсне, сделал шаг ко мне и поднял вверх вместе со стулом.

– Кот! Кот Бойко! – заревел Карабас нутряным басом. – Долбаный в голову!.. Это ж надо!.. Котяра собственной персоной! Дружбан ты мой дорогой!.. Кот, с ума сойти! Уже не надеялся… Кот, йог твою мать!

– Не преувеличивай, – ввернул я словечко. – Может, поставишь на землю, Карабас? А то не поймут нас…

Карабас опустил на землю стул, на котором я изо всех сил старался сохранить невозмутимость, сокрушительно хлопнул меня по спине.

– Ох, какую мы сейчас с тобой пьянь учиним! – вымолвил он мечтательно-нежно.

– Мне нельзя, – усмехнулся я. – Режим…

– А у меня? – возмутился Карабас. – Ему, видите ли, нельзя! А мне можно? Режим! И у нас режим – напьемся и лежим. Ты, Кот, не тревожься, мы для начала пьянку аккуратную покатим, вполсилы…

– Я тебя знаю – вполсилы, – усомнился я. – Не забудь, я почти три года не тренировался…

– А ты, Котяра, не напрягайся, береги себя, пей лежа…

– Лежа, говоришь? Ладно! Сердце – не камень, душа – не деревяшка! Уговорил! – согласился я.

– Я и не сомневался в тебе никогда, – уверенно заметил Карабас. – Щас вспрыснем, как инжектором на форсированном движке…

Он обернулся в сторону ангара и зычно крикнул:

– Эй, Ксана! Вари пельмени, ко мне дружбан дорогой прибыл! Ты, Кот, пельмени любишь?

– Уважаю. Это наши предки хорошо придумали.

– Наши предки! – захохотал страшно Карабас. – Сибирские пельмени – наша национальная китайская гордость!

– Почему китайская? – удивился я.

– Потому что китайцы соорудили четыре угловых камня цивилизации – порох, компас, колесо и пельмени, – витийствовал Карабас. – То, что китайцы изобрели порох и компас, – мне плевать. А вот за микояновские пельмешки в пачках – большое им наше русское спасибо! – Одновременно Карабас быстро раскладывал по картонкам и ящичкам мотоциклетные детали, инструменты, тряпки, крепеж.

Я ехидно засвидетельствовал:

– Карабас, ты такой грамотей, мне с тобой толковать стыдно…

– Это ты зря! – успокоил меня великан, наплевав на мое ехидство. – Новые времена – новые песни о главном. Сейчас ничего не стыдно – стыдно только денег не иметь.