«Голова птицы» вдруг клюнула носом, и разряд, предназначавшийся для плывущих изо всех сил к берегу капитана и сержанта, миновал их. Затем аппарат стал вращаться вокруг оси, косо пошёл к воде и вломился в неё точнёхонько в том месте, где располагалась подводная пирамида.

Раздался тяжёлый всплеск, не видимый от скорости вращения волчок винта врубился в воду и с визгом и треском достал макушку пирамиды. Над водой вырос фонтан огня, разнося вертолёт на куски.

Спасаясь от града обломков, пловцы дружно нырнули.

Бойцы отряда бросились к берегу, помогли командиру и сослуживцу выбраться на песчаную отмель.

Лейтенант Валёк опустил свой автомат, подошёл к Ренату.

– Ты даёшь, строитель! Дай-ка.

Ренат с трудом разжал онемевшие от напряжения пальцы, протянул ему винтовку.

– Ну, конечно, – с уважением проговорил Валёк, – калибр восемь пятьдесят восемь, вес пули двенадцать с половиной граммов, удар с такого расстояния весит больше тонны.

– Похоже, вы попали в блистер, – сказал сержант Синенко. – А мы с ними хотели по-хорошему.

Подошёл капитан Морев, застёгивая на ходу куртку. Лицо у него было абсолютно непроницаемое, только в глазах горел нехороший огонёк.

– Контактировать с нами не хотят, поэтому меняем формат действий. Лагерь переносим подальше от берега, в лес, надо найти поляну. При появлении вертушек прятаться, никаких самостоятельных военных действий.

– Есть! – козырнули бойцы.

Капитан повернулся к примкнувшим.

– Если вы остаётесь с нами, просьба подчиняться приказам.

Марьяна поморщилась, и Морев добавил мягче:

– Любое несанкционированное самостоятельное действие может привести к гибели личного состава подразделения, понимаете? В настоящих условиях это недопустимо. Мы практически все находимся на военном положении, в состоянии войны с неизвестным противником.

– Понятно, – сказал Ренат, почуяв нешуточное облегчение. С него спал пресс ответственности за принятие решений, и это было здорово. Но радовался он недолго.

– Я подумаю, – сказала Марьяна.

Ренат встретил её взгляд и понял, что расслабляться рано.

Больше всего Артёма поражало то обстоятельство, что всё осталось целым и невредимым, за исключением тех автомобилей и мотоциклов, которые двигались в момент перемещения их владельцев и пассажиров и совершили наезды на соседние движущиеся машины и на препятствия в виде столбов, будок, бордюров, стен домов и заборов. К счастью, перемещение состоялось ночью, и машин на дорогах Москвы было не в пример меньше, чем днём.

Неповреждёнными остались все авто, стоящие на стоянках и паркингах, а также те, которые двигались с малой скоростью: занимай место водителя, включай мотор и езжай.

То же самое касалось и другой техники, в том числе электрической. Электрические сети сначала были вырублены, но уже на второй день оказались действующими, и странно было наблюдать за работающими холодильниками в магазинах и домах, за светящимися днём и ночью щитами реклам и просто уличными фонарями.

Зато в магазинах и торговых центрах царили полный покой и тишина. Полки ломились от товаров, холодильники были забиты едой и напитками, и беглецы пользовались этим беззастенчиво, выбирая моменты, когда барражирующие над улицами города ксеновертолёты куда-то исчезали.

Поначалу Артёма это смущало, так как он с детства был воспитан не брать чужого, но после объяснений Эдика ситуация прояснилась, и пользоваться бесхозным имуществом стало одним из способов выжить.

В торговом центре у метро «Сокол», на втором этаже, Артём нашёл отдел мужских аксессуаров и впервые за трое суток побрился бритвой «Браун», имеющей несдохший аккумулятор. Лосьон после бритья «Фаренгейт» он нашёл в отделе парфюмерии, ему нравился горьковато-мятный запах парфюма этой марки.