Повелительным жестом я указала на проход, через который проник Эсфиль, прозрачно намекая на то, чтобы он немедленно убирался. Я прекрасно понимала, что, раз он проник сюда таким скрытным путем, значит, не хочет, чтобы кто-то знал о нашем разговоре. А у моих дверей стоит стража: только позови, и все в замке будут знать, что Эсфиль влез ко мне через тайный вход.

Еще несколько секунд аранен буравил меня взглядом, словно силясь что-то понять. Потом резко развернулся, окатив меня брызгами воды, сорвавшимися с его волос, и нырнул в проход. Как только протиснулся в такую узкую дыру? Я быстро закрыла зеркало и внимательно осмотрела раму.

Должен же этот ход как-то закрываться! Внимание мое привлек один из резных листьев. Стоило до него дотронуться, как тот легко повернулся. Где-то в глубине рамы что-то щелкнуло. Я попыталась снова открыть проход, но зеркало не поддалось.

То-то же! Больше никаких незваных гостей!

Подойдя к кровати, я, все еще пылая от злости и раздражения, упала на мягкое ложе, обзывая мысленно нахального эльфа последними словами. Постепенно гнев стал отступать, словно приливная волна. И на его месте воцарилась скребущая обида.

За что он со мной так? В чем подозревает? Я же ничего не сделала! Почувствовала себя совершенно несчастной, никчемной и одинокой, потерянной в огромном мире, в котором мне не место. Инстинктивно сгребла в охапку подушку, горько зарыдала, уткнувшись в нее лицом. Слезы катились, сдавленные всхлипы вырывались из груди. Обида больно царапалась внутри, чувство собственной никчёмности разрывала сердце. Когда слезы наконец высохли, силы совсем покинули меня. Разбитая и подавленная, я задремала.

Мне снова снился странный сон.

Я стояла в небольшом саду, глядя на покачивающиеся на длинных, доходящих мне до пояса, стеблях голубых цветов.

- Ты же понимаешь, что должна передать его? – вкрадчиво произнес спокойный и печальный голос за моей спиной. Я не обернулась.

«Пламя! Пламя рождено пожирать! Оно сожрет!» - шептал чуждый голос внутри меня.

- Я понимаю, - печально ответила я невидимому собеседнику за спиной.

«О да! Понимаю! Я не отдам! Мощь! Она сожрет! Ненавижу!» - голос внутри становился настойчивей.

- У тебя не слишком много времени, - продолжал мой собеседник, которого я не видела, но которому безоговорочно доверяла.

«Ненавижу! Ненавижу! Убить! Всех убить! Сжечь! Пламя!» - уже знакомая ненависть пульсировала в моих венах, но, словно боясь разлитого вокруг солнечного света, расползалась медленно, как удушливый газ, подбираясь к моему сознанию исподтишка.

- А по меркам твоего народа, времени и вовсе нет. Может быть, пара лет… - голос за спиной был полон печали. – Оно поможет, замедлит…

- Нет! – резко прервала я собеседника.

Голубые цветы плавно покачивались под дуновениями легкого ветерка, склоняя свои головки.

«Ненавижу! Убить! Спалить! Сжечь!»

- Я уже все решила! – произнесла я. В голосе моем прозвучал металл, глубокий и глухой, словно тяжелый молот ударил по наковальне.

«Сожги! Сожги! ЖГИ!»

Я протянула руку к цветам, тонким и нежным, как сама весна. В одно мгновение голубые головки прямо на глазах обуглились, почернели и рассыпались пеплом. На земле появилось выжженное пятно, словно секунду назад здесь полыхал костер. Цветов не было, ветер подхватил пепел и, будто в наказание за причиненное этим прекрасным растениям зло, кинул его мне в лицо.

«О да!» - довольно пропел мерзкий голос внутри меня и разразился противным хрустким смехом, который раскатами грома пронесся в моей голове.

Неожиданно всю меня объяло пламя. Я закричала. Огонь жег меня, испепелял, терзал мое тело. Боль и страдания захлестнули с головой, мир мгновенно почернел. Вокруг и внутри меня бушевало пламя. Я сама была пламенем и горела в нем. Моя кожа покрывалась волдырям, слезала лохмотьями, обнажая живое мясо. Мой крик сорвался в вопль ужаса…