Чертыхнувшись, откладываю телефон на тумбочку и вновь смотрю на Аню. Все-таки и она невероятно хорошенькая. Словно ангелок, спустившийся на землю. Вся такая пухленькая, мягкая, розовенькая…
И как только ее глупая мамаша могла от нее отказаться? Ума не приложу. Я бы на ее месте каждый день благодарила небеса за возможность иметь такую чудную дочь…
Почему жизнь так несправедлива? Почему дети даруются тем, кому они не нужны? А те, кто искренне и страстно жаждут стать родителями, остаются ни с чем?
Помнится, раньше я часто задавалась подобными вопросами. Рефлексировала, думала, грустила. Потом прошла курс психотерапии и решила отпустить ситуацию. Не зацикливаться на ней.
Да, мне не дано стать матерью, но ведь это еще не конец света, верно? Жизнь, несмотря ни на что, продолжается, а значит, нужно постараться прожить ее максимально счастливо. Без отравляющего самобичевания и бесплодных сожалений.
Лежа на моей груди, Аня на какое-то время успокаивается, но потом вновь начинает хныкать и грустно всхлипывать. Я расхаживаю по комнате, укачивая и убаюкивая плачущую девочку, но мои старания не приносят результатов. Аня то проваливается в тревожный сон, то снова заливается слезами.
Курьер приносит еду и подгузники как раз тогда, когда я сама уже нахожусь на грани истерики: нервы натянуты тугой тетивой, глаза на мокром месте. Забрав пакет с заказом, торопливо споласкиваю бутылочку и развожу молочную смесь. Учуяв запах еды, Аня принимается реветь пуще прежнего, а у меня руки от волнения дрожат. Все же я никогда не занималась кормлением младенцев. Да еще и в таких экстремальных обстоятельствах.
Когда я наконец подношу к Аниному личику бутылочку со смесью, она обхватывает ее обеими ручонками и принимается жадно глотать. Такое чувство, что девочка не ела целый день. Столько экспрессии и нетерпения в ее движениях… Время от времени Аня захлебывается, но при этом не прекращает есть. Пару раз мне даже приходится отобрать у нее бутылочку и дать прокашляться, чтобы она не дай бог не поперхнулась.
По мере насыщения веки девочки медленно тяжелеют, и она плавно засыпает. Несколько минут я любуюсь веером ее темных длинных ресниц, а затем как-то незаметно для себя тоже проваливаюсь в дремоту.
3. Глава 3
Звук проворачивающегося в замке ключа заставляет вздрогнуть и распахнуть глаза. Я полулежу на нашей с мужем кровати, а в моих объятиях, сложив ладошки под пухлую щеку, мерно посапывает крошечная девочка. Только сейчас я замечаю, что ее тонкие пушковые волосы слегка отдают медью. Она не рыжая, но все же какой-то характерный оттенок, напоминающий о биологической матери, имеется.
Осторожно принимаю сидячее положение, и в это самое мгновенье в комнату заходит муж. На нем стильные голубые джинсы и закатанная до локтей рубашка. Стас, как всегда, впечатляюще привлекателен. Даже после тяжелого трудового дня ему удается сохранять налет этакой брутальной сексуальности. Нарочито небрежная прическа, двухдневная щетина и дерзкая раскованность движений – для меня не секрет, что мой супруг выглядит как ожившая мечта любой среднестатистической женщины.
Стас застывает на пороге, и его брови изумленно ползут вверх.
– Чей это ребенок? – муж в недоумении смотрит на малышку, которую я по-прежнему держу в руках.
– Кажется, твой, – дрожащим голосом отвечаю я.
Как правило, первая реакция наиболее правдива. Она отражает истинные чувства и эмоции перед тем, как они спрячутся под непроницаемой маской самообладания. И реакция Стаса как нельзя более красноречива: я успеваю узреть в его лице ужас. Неподдельный, панический ужас, который уже через секунду скрывается за ширмой напускного возмущения.