Один из главных представителей российского либерализма Б. Н. Чичерин критикует «распространенное мнение» об особом историческом пути России, которое оправдывает существующий порядок вещей как единственно возможный. «Особостью» России называют, как правило, то, что «выгодно для властей». Поэтому для Чичерина всемогущество русского самодержавия является следствием пассивного характера самого народа, а не результатом договоренности между властью и народом. Пассивность русского народа не позволила возникнуть интересу к «общему делу» или «общему благу», добиваться которого может только сам народ, не оставляя заботу о нем монарху.

Как и К. Аксаков, Чичерин определяет общественное мнение как необходимую основу справедливого политического устройства, «краеугольный камень либеральной политики». Чичерин считает, что народ вполне созрел для политической жизни, поскольку может мыслить и действовать самостоятельно. Либерализм – объединяющий лозунг для всех направлений: «Нам нужны не сословные права, не ограничение царской власти, о котором никто в России и не думает. Нам нужна свобода!» Но если сочетание неограниченной царской власти и сословных вольностей, понятых как гарантии безопасности подданных, в текстах Екатерины II выглядит вполне логично, то из уст «либерала» утверждение, что свобода и неограниченная царская власть не исключают друг друга, звучит весьма парадоксально. Парадокс объяснится, если учесть, что либеральные требования Чичерина включают лишь ограниченный набор свобод (свободу совести, свободу от крепостного состояния, свободу общественного мнения, свободу книгопечатания, свободу преподавания, публичность всех правительственных действий, публичность и гласность судопроизводства), которые он обосновывает к тому же их пользой для правительства, а его концепция просвещенного государства приравнивает политическую жизнь народа к возможности получать и обсуждать информацию. В результате оказывается, что взгляды западника Чичерина не слишком далеки от идей славянофила Аксакова.

Напротив, М. А. Бакунин провозглашает свободу как «абсолютное право всех взрослых мужчин и женщин <…> определяться в своих действиях только своей собственной волей». Условием действительной социальной свободы является свобода всех, а рабство хотя бы одного человека означает отрицание свободы всех. Эту декларацию Бакунин уточняет и конкретизирует. Так, он провозглашает свободу любой пропаганды, а также свободу союзов и соглашений, «не исключая тех, которые по своей цели будут неморальны или казаться таковыми, и даже тех, целью которых было бы извращение и разрушение индивидуальной и общественной свободы». Судьей в разрешении этих вопросов является исключительно общественное мнение, которое приобретает тем самым отчетливо политическое измерение.

Апология позитивного закона была подвергнута критике в дискуссиях начала ХХ в. С. Л. Франк замечает, что от произвола и деспотизма не могут оградить ни конституция, ни даже самая демократическая и либеральная форма государственного устройства. В основе позитивного законодательства лежит исключительно воля (произвол) суверена, будь то абсолютный или конституционный монарх или же республиканское собрание. Поэтому для Франка гарант свободы – не закон, а «нормы отношений между людьми, опирающиеся на общее правосознание и обязательные независимо от того, внесены ли они в собрание узаконений или нет». Права, таким образом, крепче закона.

Если Аксаков разделяет внешнюю и внутреннюю свободу, то