По идее, все теперь зависело от пронырливости, опыта и красноречия адвоката, однако Синяковым уже овладело нехорошее предчувствие. Да и какая в принципе разница – три года или два с половиной. Срок есть срок, хоть и говорят, что в дисциплинарном батальоне он таковым не считается.

Та часть речи адвоката, где он коснулся конкретных обстоятельств дела, длилась ровно пять минут – Синяков специально по часам засекал. Все остальное свелось к чтению Димкиной характеристики, не менее блестящей, чем у Хомутова, да голословным призывам проявить гуманность и снисходительность.

В пику обвинениям не было выдвинуто ни одного серьезного довода, ни единой казуистической версии, до которой так охочи адвокаты, фигурирующие в детективных фильмах. Более того, не оспаривалась даже явная бездоказательность преступления. А просьба ограничиться условной мерой наказания вызвала скептическую улыбку на суровых лицах конвоиров.

От последнего слова подсудимый категорически отказался и обошелся краткой фразой: «Я тебя еще достану, Хомут!»

Суд с непонятной торопливостью удалился на совещание. Димку увели в такой спешке, что Синяков не обменялся с ним даже парой фраз. Хорошо хоть, какая-то сердобольная бабка успела сунуть парню домашний кулич.

Причины такой горячки стали ясны уже спустя минуту. Место Димки на скамье подсудимых занял другой солдатик, тоже стриженый и тоже распоясанный. Сменился и состав суда, включая вечных антагонистов – адвоката с прокурором.

Началась прежняя бодяга, только со слегка измененным сюжетом. Вина очередного подсудимого состояла в самовольном оставлении места службы, длившемся едва ли не полмесяца. За этот в общем-то небольшой срок он успел жениться и зачать ребенка, появившегося на свет в то время, пока его непутевый отец находился под следствием.

Начало процесса происходило под несмолкаемый аккомпанемент двухголосого женского плача. Это была та самая парочка – мать и жена подсудимого, – которых Синяков встретил накануне в приемной прокурора.

Дабы не отягощать душу еще и чужим горем, он покинул зал заседаний. В коридоре стало посвободней – сейчас здесь слонялись только свидетели, ожидавшие вызова.

Надеясь отыскать адвоката, Синяков стал заглядывать во все двери подряд.

Оказалось, что в квадратном, промежуточном по площади и значению, зале судили интенданта, сбывшего налево изрядное количество взрывчатки. И хотя его связь с криминальными структурами доказана не была, прокурор вменял бедняге в вину чуть ли не все террористические акты, совершенные за последнеее время. Интенданту светил не только изрядный срок, но еще и конфискация.

В главном, продолговатом, зале страсти, наоборот, улеглись. Пресловутый Сидорович оказался начальником финотдела дивизии, промотавшим денежное довольствие части чуть ли не на год вперед (чем и объяснялась горячая ненависть публики, состоявшей главным образом из офицерских жен). Однако он так грамотно построил защиту и так запутал предварительное следствие, малокомпетентное в финансовых вопросах, что суд уже готов был оправдать его и даже восстановить в должности.

– Ишь чего они захотели, Сидоровича засадить! – ухмыльнулся лысый полковник, притулившийся у самых дверей. – Да у него весь штаб округа купленный!

– Разве это не позор! – возмутился другой полковник, прятавший свой взор под черными пиночетовскими очками.

– Конечно, позор! – согласился лысый. – Но только в том смысле, что нам с тобой из этих денежек ни шиша не досталось!

Между тем в треугольном зале опять произошла смена главных действующих лиц – в тех же декорациях и при той же публике доигрывали предыдущий спектакль. Дезертира увели, а в клетку возвратили Димку.