А будущее? Оно скоро заставит людей распрощаться с «натуральным», так быстро устающим сердцем; быть может, придёт очередь подверженной стольким мучениям системы пищеварения. После этого первого вторжения механизмов и искусственных приспособлений – то есть более сильных, более выносливых, чем «натуральные», а также, и это самое важное, заменяемых! – придёт время сделать следующий шаг: осуществить ещё более смелое и более тонкое вторжение в глубь химизма, микроскопических процессов в наших телах. Очень многое в них ещё можно сделать, усовершенствовать! Но это будет означать уже «прощание с природой» – шокирующее современного человека, почти неприемлемое. Конечно, эта большая волна перемен, эта биологическая революция приведёт к достижению долголетия, какого сегодня мы себе даже представить не можем. Но и с ним беда, так как наш мозг наверняка не сможет служить телу веками: очень скоро, переполненный массой воспоминаний, он превратится в мозг старца, влачащего жалкое существование, лишённого динамизма и живости мышления, теряющего способность впитывать новые впечатления. Поэтому и мозг, эта «святая святых», должен будет в свою очередь стать объектом исследований и, быть может, переделок… Каких? Генетических? Но здесь снова следует уяснить себе, в насколько широком диапазоне можно было бы творчески, преобразующе и одновременно осторожно воздействовать на плод, развивающийся в искусственной среде, вне матки – и где установить границу вторжению техники и химии в глубь этого последнего элемента природы, которым является наше тело и который до сегодняшнего дня ещё устоял перед вторжением техники в наше окружение, в наш внешний мир?

Ответ на этот вопрос мы дать не можем. Только видим, что чем больше мы пытаемся мысленно удалиться от сегодняшнего дня, тем больше будущих достижений наполняют нас инстинктивным сопротивлением, протестом, беспокойством, нежеланием – хотя я говорю, всё время говорил только об операциях, об усовершенствованиях, должных служить жизни! Взглянув шире: будущее не может быть химически очищено от забот, боли и страхов современности, стать идеально удобным, роскошно скроенным костюмом для наших сегодняшних привычек, нужд и суждений. Ничего подобного – оно постепенно будет подвергать их ревизии, приводить к острым стычкам, конфликтам, будет принуждать к выбору, будет требовать расплаты за расширение физических границ жизни, будет – одним словом – отбрасывать, разрушать очень многое из того, что сегодня мы считаем бесценным, незаменимым, нерушимым. И будет в этом безжалостно, как сам прогресс, и, как он, – неотвратимо. Ибо однажды сделанное изобретение, открытие уже ничто не может уничтожить, разве только вместе со всем человеческим видом; идиллия некоего будущего «возвращения в природу» является фикцией, утопией – и именно поэтому путь, ведущий от современных открытий в гущу порой невероятных будущих последствий, не только трудно разглядеть. Ещё труднее современному человеку с ним согласиться.

III

До сих пор я умышленно говорил только о личностно-биологическом аспекте будущего, но кто знает, не будет ли иной, социологический аспект, ещё более радикальным относительно наших сегодняшних мечтаний и представлений. Провозглашать во времена планового хозяйства личную страусиную политику, сужая всё до размера судеб живущего поколения, постулировать в качестве идеальной цели тот же столь удобный и милый эгалитарный индивидуализм, который был (хотя бы в мыслях) уделом небольших элит общества на переломе XIX и XX веков, видеть в его массовом распространении решение основных проблем человеческого существования – это, использую не своё определение, что-то хуже, чем преступление: это ошибка. Это фикция, которой попросту нет места даже в современном мире, но сегодня ещё можно притворяться, что это не так. Бессмысленность такой позиции будущее докажет неоспоримыми фактами.