Знаю, что, когда они были маленькими, я слишком зацикливался на Марни, и потом я пытался – до сих пор пытаюсь – как-то возместить Джошу нехватку моего внимания, но это дается мне, прямо скажем, нелегко. Вот почему я испытываю такую глупую гордость за то, что сумел подыскать для него стажировку в Нью-Йорке. Если ты столяр, у тебя не особенно много связей, чтобы обеспечить своим детям хорошее будущее. Нет, не то чтобы я особенно использовал какие-то связи: просто мне однажды случилось разговориться с американским другом Оливера, одного из моих клиентов. Этот самый друг заглянул ко мне в мастерскую, чтобы узнать, не мог бы я изготовить одну вещь для его дома на острове Мартас-Винъярд. Ему понравилось то, что я сделал для Оливера, и он хотел нечто подобное, только в три раза больше. Мы немного поболтали о нашей жизни, о детях, и я мельком упомянул, что у Джоша сейчас последний год магистратуры и ему надо найти себе стажировку, желательно в области цифрового маркетинга.

– А он не думал о том, чтобы поехать в Штаты? – спросил этот друг Оливера и объяснил, что он – гендиректор «Диджимакс», крупной компании, которая как раз занимается цифровым маркетингом и базируется в Нью-Йорке – и предлагает стажировку магистрам. Короче говоря, Джош отправил им резюме, прошел парочку телефонных собеседований с каким-то сотрудником нью-йоркского офиса – и ему в конце концов действительно предложили место. Он с большим воодушевлением относится к тому, чтобы туда поехать. Так здорово видеть, что он извлекает максимум из всех тех возможностей, которых у меня, например, никогда не было.

АДАМ ПРИШЕЛ ИЗ САДА, НА ПОДОШВАХ У НЕГО ОПИЛКИ, они остаются на кухонном полу, но мне не привыкать. Меня давно уже это не раздражает.

– Привет, Джош, – говорит он. – Хорошо спал?

– Ну да, отлично. Как всегда, когда я дома. А ты?

– Не очень. Приснилось, будто ветром унесло шатер и Марни вместе с ним. – Он поворачивается ко мне: – Розы прекрасные. Это от кого?

– Как раз от Марни.

Я предлагаю ему свою тарелку с тостами, намазанными маслом: я слишком проголодалась и не могла ждать. Он берет один тост с извиняющейся улыбкой – наконец вспомнил, что обещал сделать завтрак.

– Ты разве не должен был приготовить маме поесть?

Интонации у Джоша не такие уж обвиняющие, но в них явно сквозит определенный подтекст. Адам ничего на это не отвечает. Как всегда.

– Я и открытки уже получила кое-какие, очень милые, – сообщаю я, указывая на стол, где их целая куча. Он подходит поближе, роется в них одной рукой – в другой у него тост, от которого он время от времени откусывает.

– Ты бы их хоть выставила на всеобщее обозрение, – замечает он. – Подольше им порадуешься.

– Папа прав. – Джош берет у Адама открытки и расставляет их на разделочном столе. – Ма, подарки тогда вечером, ничего?

– Конечно.

Упоминание о подарках явно вселяет в Адама какое-то беспокойство. Он еще вчера сказал, что утром ему надо будет съездить в Виндзор, и я делаю вывод, что он пока мне еще ничего не купил. Недели две назад я ненавязчиво намекнула ему на одну очень красивую кожаную сумку, но она довольно дорогая, и я надеюсь, что мой намек остался незамеченным. Мне все-таки будет неловко, если он столько выложит за какую-то там сумку.

Я исподтишка наблюдаю за ним: вот он прислоняется к разделочному столу, пьет вторую чашку кофе, пытается говорить с Джошем о том, куда лучше поставить столы (это их работа на нынешнее утро), о том, как он хочет развесить лампочки. Я замечаю, какой у него усталый вид, и внезапно испытываю прилив любви. Он столько работает все эти четыре года, да и вообще почти всю жизнь, и я знаю, что он с нетерпением ждет, когда жить станет полегче – после выпуска Джоша. Тогда нам придется платить за обучение и проживание только одного студента, и финансовое бремя ослабеет.