Экраны на площади больше не показывают толпу, сотни камер теперь направлены на нас с дараи. Люди внизу радостно ликуют, они счастливы. Дараи с явным снисхождением машет им рукой. Я, осторожно высунув руку из-под плаща, тоже скромно помахала людям. На экранах я вижу свою широкую улыбку, которая вдруг становится напряженной и натянутой. Это я почувствовала, как хвост дараи проник ко мне под плащ.

Продолжаю натянуто улыбаться, но теперь полностью сконцентрировалась на внутренних ощущениях, поскольку чужой хвост творит беспредел. Гибкая конечность погладила нежно бедра, а потом так же решительно полезла под юбку. Невольно зажимаю хвост ногами, чтобы прекратить безобразие, и это вопреки знанию, что дараинейру говорить «нет» категорически запрещено. Хвост у дараи сильный и с легкостью пробивается туда, куда хочет. Еще и кисточка такая нежно-щекотная.

Пытаюсь незаметно для сотен камер переступить с ноги на ногу и достать до хвоста руками, никак не выдавая своего неудобства. На экраны с моим изображением смотреть смешно. Лицо растерянное, улыбка наклеенная, но, надеюсь, этого никто не замечает. Гибкий хвост медленно, с явным садистским удовольствием проникает мне в трусики, трется между ног. Крепко сцепила зубы, чтобы случайно не застонать от удовольствия. Ужасно. На меня смотрит столько людей, я правительница, а тут такое.

Ахнула, когда хвост резко в меня проник. Окин стоит и улыбается как ни в чем не бывало и словно и не замечает, что творит его хвост. Мой хвостик недовольно шлепает наглого захватчика, отчего сам хозяин хвоста улыбается все шире и шире. Я чувствую, как хвост дараи проникает на максимальную глубину и… На экранах мое лицо смущенно краснеет, но, к счастью, почти не видно, как сильно я закусила губу. Мощные толчки вынуждают меня схватится за поручень, иначе у многих возникнут вопросы, что это новую главу планеты так штормит. Благо, камеры тут же стали транслировать только мое лицо крупным планом.

Это самая настоящая пытка острым удовольствием, а понимание, что за мной наблюдают тысячи, а может и миллионы пар глаз, почему-то еще больше заводит. Опасность разоблачения максимально усиливает все ощущения. Самое трудное – держать лицо невозмутимым.

Мысленно молюсь, чтобы все скорее закончилось, все сильнее впиваюсь руками в поручень, чуть наклоняясь. Я уже дошла до такого состояния, что, если бы дараи встал сзади, отбросил плащ и взял бы меня при всех, мне было бы плевать, настолько я погрузилась в собственные ощущения.

Наконец, я дошла до пика. Прищурилась и быстро тяжело дышу. Хорошо, что есть поручень. Про экраны я на время забыла, но, когда взглянула на них вновь, удивилась тому, насколько у меня невинное и спокойное выражение лица, вот только щеки пунцовые, а глаза лихорадочно горят.

Улыбнулась, нашла в себе силы оторвать руку от поручня и помахать на камеру. Пусть мой народ не узнает, как именно я расплачиваюсь за его благополучие. По крайней мере, не сейчас.

Дараи положил руку мне на талию и увел с платформы. Вот и все. Мне был подарен этот недолгий момент ликования и радости. Счастье моего народа – плата за мою покорность, благодарность и вечную преданность дараи.