– Боишься, как бы Московия не пострадала?

– Отчего? – не понял русский.

– Как отчего? – усмехнулся хозяин дома. – Ты только что говорил, что гибели Московии хочешь. А секрет ее живучести бережешь. Почему? Уж не боишься ли, что, узнав тайну, кто-нибудь и вправду уничтожить ее сможет?

– Тайну… – Воин отмахнулся от невольницы, облизнул пересохшие губы. – Тайну? Хорошо, коли сами готовы все сделать – так черт с вами, делайте. Только до конца дело доведите…

– Фейха! – Мурза понял, что сейчас прозвучит нечто, совершенно излишнее для посторонних ушей. – Ступай отсюда. На кухню иди.

Русский проводил ее холодным отрешенным взглядом, видя перед собой не человека или красивое тело, а всего лишь возможного соглядатая.

– Тайна… Тайна погибели московской проста, как батон за тринадцать копеек. На Россию нужно ходить набегами. Два раза в год, лет десять подряд, без передышек и послаблений. Один раз – ранней весной, во время посевной, чтобы не дать посадить хлеб. Второй раз – осенью, во время уборочной, чтобы не дать собрать то, что посадить-таки удалось. И на следующий год точно так же, и на следующий. В первый год, может, голода и не начнется. Но на второй или третий – наверняка. К четвертому-пятому русские начнут пухнуть и дохнуть, станут сами выбегать навстречу татарским коням и проситься в рабство. К десятому году они просто вымрут. Мы приедем туда теплой весной, пустим коней пастись на заросших травой пустых городских улицах, выберем себе лучшие дворцы и просто останемся там жить.

Англичанин громко сглотнул и принялся жадно пожирать яблоки, словно голод уже наступил. Мурза задумчиво сунул в рот уголок письма и заелозил им между зубами. Покачал головой:

– Ранней весной, после стаивания снега, земля сырая, размокшая. Войску по степи не пройти, завязнет. Осенью, после летнего жара, трава пересыхает, горит, как порох, коням есть нечего.

– А кто говорил, что будет легко? – рыкнул русский. – Для того армия и придумана, чтобы делать то, что нужно, а не то, что проще. Командир прикажет – и зимой, через снежную степь должны пойти.

– Лошади перемрут…

– С собой припас возьмите. Готовиться к походу нужно, а не просто так вперед чесать! – Гость внезапно остыл и махнул рукой: – Чего я тут распинаюсь? С Девлет-Гиреем говорить нужно, вам-то что…

– Вымотают такие походы конницу… – Мурза, спохватившись, сунул письмо за пазуху. – Каждый год по два раза, да в самое плохое время.

– Так воевать-то им не придется! – хлопнул ладонью по столу русский. – Никаких великих сражений и кровавых побед! По землям, главное, рассыпаться, рубить тех, кто зазевался, разгонять по лесам, кто удрать успеет. Не дать мужикам к сохе встать. Пусть по схронам и лесам посевную пересиживают. А коли еще и добычу татары прихватят – так то и лучше.

– Ну, полон какой-никакой всегда попадется, – кивнул мурза. – Найдут чего пригнать. Но вот время… – Он мотнул головой. – Ладно, тут подумать нужно, так сразу и не решишь. Послезавтра сюда приходите. Как разгрузку закончите и неф на якорную стоянку уведете, тогда, милостью Аллаха, может, поймем, как с вами поступить следует.

– Благодарю вас, Кароки-мурза, – поднявшись, поклонился купец.

Русский просто выпрямился, прихватив с собой яблоко, и покровительственно кивнул:

– Значит, до послезавтра?

– Да, – устало кивнул хозяин дома в ответ на грубость гостя. – До послезавтра.

Когда странные визитеры ушли, мурза налил себе из кувшина холодного кофе, выпил небольшую чашечку, затем вышел на балкон:

– Фейха! Коврик постели…

К тому времени, когда он неспешно спустился вниз, толстый войлочный коврик уже лежал неподалеку от того места, куда дикий русский сбросил нерадивого привратника: между зарослями шиповника и ароматными розами, на дорожке, указывающей на Стамбул и находящуюся за ним Мекку. Андрея уже убрали, и мурзе мимолетно подумалось: интересно, остался ли тот жив после всего, с ним случившегося, или наконец добился для себя окончательного конца? Впрочем, сейчас у мурзы имелись дела поважнее, и воспоминание о покалеченном рабе быстро улетучились из его разума.