Принесли ужин, Элла с аппетитом поела и, уже приступив к десерту, сообразила, что ведет себя слишком беспечно, поэтому приказала себе не расслабляться. Еще ей стало ясно, что Харриган Махони вдвойне опасен, когда старается выглядеть своим парнем: к таким играм она была не готова.
– И что, интересно, вы задумали? – поинтересовалась Элла, покончив с едой.
Харриган, пряча улыбку, поторопился поднести бокал с бренди к губам. Он не рассчитывал многого добиться приятными разговорами, лестью и улыбками, но, как говорится, попытка не пытка. Забавно было наблюдать, как Элла мечется между подозрительностью и желанием доверять: быстро же она его раскусила.
Его несколько обескураживало то, что эта девушка нравилась ему еще больше, когда не пыталась ему досадить. Остроумие, которое она использовала не для того, чтобы подкалывать его и язвить, доставляло истинное наслаждение. Лицо ее, озаренное мягкой улыбкой, поражало открытостью и живым интересом, делало совершенно неотразимой, очаровательной. Он желал ее так сильно, что даже ныло в груди, но очень надеялся, что сумеет не выдать себя, поскольку, если догадается о его чувствах, она уж точно сбежит.
– О чем это вы? – не понял Харриган.
– Будто не понимаете – эта ваша обходительность, улыбочки, учтивые разговоры…
– Вы находите это неприятным? Мне говорили, что трапезу должна завершать милая беседа, поскольку желчность вредит пищеварению.
– Вне всякого сомнения. Кому же хочется страдать несварением желудка?
– Тогда отчего же мое поведение кажется вам подозрительным?
– Возможно оттого, что, получив удар по голове и синяк под глазом, вы как-то уж слишком быстро успокоились: сначала чуть ли не огонь изрыгали – и вдруг превратились в этакого пай-мальчика с приветливой улыбкой и учтивыми манерами. Если бы со мной приключились такие метаморфозы, вы бы глаз с меня не спускали. Если думаете, что таким способом можете убедить меня смириться и добровольно сунуть голову в петлю, которую уготовил мне дядюшка, то напрасно тратите время: всего вашего ирландского обаяния на это не хватит.
– Я всего лишь пытаюсь немного скрасить ваше пребывание в моем обществе. – Харриган со скорбным видом покачал головой: – Я протягиваю вам руку дружбы, а вы ее кусаете. Поверьте: я очень переживаю за вас: прямо сердце кровью обливается.
Махони расплылся в широкой улыбке, и сердце у Эллы екнуло. Как же он красив! Девушку тянуло к нему все сильнее и сильнее, и она знала, что именно поэтому негодует на его наигранное дружелюбие. Умом она понимала, что все это лишь игра, но ее глупое сердце таяло от каждой его улыбки, от очередного комплимента. Кроме того, она не могла выбросить из памяти их поцелуй. Вдруг ей подумалось, что тогда Харриган тоже расточал улыбки и убаюкивал ее сладкими словами. От этой мысли ее окатило волной раздражения, и вся привлекательность Харригана испарилась, исчезла.
– Ну уж нет! – воскликнула Элла и стремительно вскочила с кресла. – Не выйдет! В эту западню я больше не попадусь.
– В какую еще западню?
– А вот в такую: будем обходительны и сладкоречивы, и дурочка Элла сама упадет нам в руки.
– Что? Мне и в голову не могло прийти, что обычное проявление учтивости вы расцените как попытку вас соблазнить.
– И это вы называете учтивостью? Я знаю, чем это, как правило, заканчивается. – Элла подхватила свой саквояж и шагнула к ширме в углу комнаты. – Полагаю, вы намерены ночевать здесь независимо от моего нежелания.
– Совершенно верно, – ответил Харриган и подлил себе в бокал бренди.
– Вас, похоже, вовсе не волнует, что своим поведением наносите ущерб моей репутации?