Во время оформления документов на поступление, на протяжении несколько дней появляются свободные дни, в течение которых Мэкдок со всей имеющейся страстью бросается в углубленное изучение понятия “женщина”, в особенности ее половой системой и истинным предназначением (как он выражается). Несколько раз берет у меня анализы крови, но не более того. По вечерам забирает то Хельду, то Ламию. В остальное время пропадает из общежития, а возвращается с очередной стопкой древних книг, пожелтевших под гнетом времени. Подобное поведение врача радует, пусть развлекается с книгами и анализами, а от меня отвлечется за то время, которое буду обучаться в академии. 

За день до отъезда старик, "искренне"( по его словам) забеспокоившийся о сохранности подопытных пациентов, входит в нашу комнату и прилюдно дарит мне единственной: должно быть дорогие, золотистые электронные часы с маячком и обладающими функцией телефона, компьютера и музыкальным проигрывателем. Вещь полезная, но, к сожалению, благодаря ей врач способен отслеживать наши передвижения и совершать видеозвонки в любое время дня и ночи, чего страстно хочется избежать, но, тем не менее, я принимаю устройство. Благодарю. Так уж и быть. Проще взять, чем бодаться за один день до свободы.

Врач в присутствии девушек мнется, хотя видно желает что-то сказать, но со вздохом бросает на меня неопределенный взгляд и уходит из общей комнаты. На этом я с облегчением надеюсь, что отношения  закончены, поскольку огромное расстояние между нами не позволит поддерживать нормальную связь.  

Радостная и успокоившаяся перед сном направляюсь в душ. Время довольно позднее, далеко за полночь, большинство жильцов общежития спят, поэтому в тишине и спокойствии наслаждаюсь прохладной водой. Долгое время беззаботно смываю усталость и мрачные мысли.  Вскоре выключаю воду и, открыв дверцы, тянусь за полотенцем, да только вздрагиваю от неожиданности.  Замечаю старика. Как тот, опираясь бедрами о раковину, и, скрестив руки под грудью, сквозь прозрачные линзы очков тихо, как затаившаяся мышь, наблюдает за мной. 

- Твою мать! - от удивления выкрикиваю грубое ругательство.  Недовольно оборачиваюсь полотенцем и грозно выхожу из душа. Я прекрасно помню, как закрывала дверь в ванную комнату на щеколду! А как еще жить в общежитии, полном мужчин? У наглеца, видимо, есть свой ключ!

Я готова спустить на него всех собак, но не успеваю. Слова застревают в горле, когда раздраженно одной ногой наступаю на скользкий кафель и неуклюже подскальзываюсь. В попытке зацепиться  хоть за что-то, иначе страшно убьюсь, неловко размахиваю руками. Почти хватаюсь за створки душа,  но Мэкдок быстрее.  Он, не раздумывая, нежно, но крепко подхватывает за талию. В естественном порыве прижимает к своему раскаленному от напряжения телу.  Мое полотенце из-за слишком резких движений раскручивается и волной спадает на пол, открывая естественную наготу человеческого тела.  Проходит несколько секунд глупого объятия и этого странного гипнотического взгляда "глаза в глаза" после чего обязательно должен быть поцелуй, но мне этого отнюдь не хочется. Совсем, поэтому стучу по его рукам, держащим меня.

Безусловно, внутри теплится благодарность за спасение моей головы от сотрясения, но, пожалуй, можно отпустить. 

- Мэкдок...отпусти? - выразительно киваю, при этом замечаю его отчаянные попытки не смотреть мне ниже шеи. Но у него это просто отвратительно получается. Взгляд постоянно съезжает на мою грудь, которая упирается заостренными от холодами сосками в его футболку. Он постоянно и шумно сглатывает, словно вырабатывается огромное количество слюны. Как у голодной, жадной звериной особи. Выглядит жутко.   К тому же, он не спешит выполнять требование отпустить.