Мама считала, что женщины не должны браться за мужскую работу, а оставлять ее мужчинам, которые, занимаясь этой работой, проявляют и развивают свою мужественность. Все это было бы очень хорошо, если бы в семье был сильный мужчина, который взял бы на себя всю тяжелую мужскую работу. Однако папа был хромой, Бастер – мастером уверток и отговорок, а Апачи постоянно исчезал именно тогда, когда надо было что-то сделать. Получалось, что мне приходилось следить за тем, чтобы все в доме и на ранчо работало и функционировало. Даже если все мы работали вместе, дел оставалось невпроворот. Я любила наше ранчо, хотя иногда мне казалось, что не мы им владеем, а оно нами.

Мы слышали об электрификации больших городов на востоке страны, в которых было так много электрических лампочек, что на улицах оставалось светло даже после захода солнца. Однако в Техасе еще мало где было электричество, поэтому все приходилось делать как в старину: разогревать на плите утюг, чтобы погладить мамины блузки, варить поташ и щелочь в чанах на огне, чтобы сделать мыло, насосом вручную качать воду, чтобы помыть посуду, а потом вынести грязную воду и полить ей овощи, растущие в огороде.

Мы слышали, что в богатых домах на востоке проводят воду и канализацию, но ни у кого в западном Техасе подобных удобств не было и в помине, да и большинство местных жителей, включая маму и папу, считали идею установки туалета внутри дома абсурдной и даже отталкивающей. «Скажите, ради бога, кому сдался нужник в самом доме?» – задавался риторическим вопросом папа.

Я с раннего детства научилась понимать, что говорит папа, и когда мне исполнилось пять лет, начала помогать ему обучать лошадей. Чтобы приучить пару лошадей везти дилижанс или повозку, папе требовалось шесть лет. На нашем ранчо всегда было шесть пар лошадей в разной степени подготовки. Папа в год продавал пару лошадей, и этого хватало, чтобы сводить концы с концами. Лошади в паре должны были быть не просто хорошо обучены, но и соответствовать друг другу по масти. Например, не могло быть такого, чтобы только у одной лошади из пары были белые «чулки».

Годовалые жеребята и молодые лошади, которым было два года, спокойно паслись, и папа не пытался их чему-либо научить. «В первую очередь лошадь должна научиться быть лошадью», – говорил он. Я работала с лошадьми, которым исполнилось три года. Я приучала их к удилам и обучала основным принципам, которые должны понимать тягловые лошади. Кроме того, я помогала папе надевать и снимать сбрую и седло с лошадей постарше, уже подходивших к концу периода обучения. Я в качестве возницы управляла парами лошадей, гоняя их по кругу, в центре которого стоял папа с кнутом. Папа следил за тем, чтобы лошади высоко поднимали ноги, одновременно меняли темп и скорость, дрессировал их на аллюры и следил за тем, чтобы они красиво держали шеи.

Папа любил повторять, что все, кто работает с лошадьми, должны научиться думать, как эти животные. Он часто повторял: «Думай, как лошадь». Он считал, что очень важно понять следующее: лошади – это боязливые создания, которые могут испугаться в любую секунду. И чтобы их не загрызли волки и пумы, лошади имеют только одно оружие – они умеют лягаться и убегать. Лошади бегут быстрее ветра, они скачут наперегонки друг с другом, потому что хищники валят только самое слабое животное, отстающее от стада. Лошади хотят, чтобы их защищали, и если тебе удается убедить лошадь в том, что ты будешь ее защищать, она пойдет за тобой в огонь и в воду.