Ясно, что спросить дорогу мы свернули в Варссевелд. Оставили машину в центре, прошли метров триста – ни души. Заглянули в магазин. Продавщица позвала откуда-то из подсобки усатого немолодого мужика. Узнав о цели визита, он вдруг сказал: «Оппа, а отец-то Хиддинка был у меня учителем в здешней школе! И дом, где Гус родился, – вот он, через дорогу».

Мы приблизились к двухэтажному кирпичному кубику, типично голландскому, одному из многих на улице. Черепичная крыша, дорожки из щебня, стриженый самшит в палисаднике. Прямо перед окнами – скромная табличка, отмеченная корейским (!) флагом. На ней черно-белое фото: молодцеватый Хиддинк-папа гордо держит на коленке малыша Гуса. И надпись на четырех языках, включая корейский: «В этом доме родился и жил до 12 лет (с 1946 по 1958 год) Гус Хиддинк, третий из шести сыновей. Он любил играть в футбол в садике».

Не успели мы сфотографировать объект, как обнаружили, что нас самих кто-то снимает. Оказалось, голландское телевидение приехало делать сюжет о Хиддинке. Узнав, что мы из России, голландцы затребовали экспресс-интервью, важное, как они сказали, «для городка и страны».

Телевизионщики рассказали историю появления корейского флага на табличке перед домом Хиддинка. Выяснилось, что корейцы после ЧМ-2002 протоптали в Голландию широкую экскурсионную дорогу. В Амстердаме есть специальное бюро, предоставляющее для «Хиддинк-тура» гидов и автобусы. «Места боевой славы» сформированы в треугольник Амстердам – Эйндховен – Варссевелд, по которому корейцы с благоговением и катаются. В самом доме сейчас живут другие люди. И в городке чуть раньше функционировал небольшой музей, именуемый в народе Guuseum.

А человек, удостоенный таких почестей, тренировал тем временем нашу с вами национальную сборную. Стоя перед домом, где он жил в детстве, слушая рассказы про корейское паломничество и отвечая на уважительные вопросы про российское настоящее Хиддинка, мы вдруг поймали себя на ощущении, что российский футбол принял из голландских, корейских и австралийских рук некое почетное переходящее знамя. И те же голландцы, показалось, нам по этому поводу немного завидовали.

Ворден – копия Варссевелда, за исключением того, что есть здесь тишайший отель Bakker («Булочник»), в котором и состоялась церемония. Ни охраны, ни оркестра, ни суетливых организаторов, ни других признаков презентаций, как их принято проводить в России: все спокойно, патриархально, своим чередом.

Гус вошел в зал с отцом Герритом и матерью Йо. Ему было 90, ей 86, но жизнелюбия и задора в родителях Хиддинка ощущалось – через край.

– Я горжусь сыном Гусом, – сказал нам Хиддинк-старший. – Не только его достижениями, но и тем, что он нормальный мальчик. Я был школьным учителем и знал, как воспитывать своих детей. Они все – хорошие люди. И футболом стали заниматься потому, что я тоже в свое время играл за городскую команду.

– Говорят, когда-то генерал Эйзенхауэр наградил вас медалью?

– Да, это так. Она у меня дома висит.

– Поддержали ли вы решение Гуса поехать в Россию?

– Без раздумий. Потому что привык уважать выбор своих сыновей.

Старый Геррит положил начало череде наших ворденских знакомств, очень похожей на временное помутнение рассудка. Именно он стал первым, кто протянул нам руку и сказал без затей: «Хиддинк». Вслед за ним точно так же представились братья Гуса Ханс, Рене, Арнольд и Карел. Старший Вим задерживался из-за болезни жены.

В общем, нас окружили Хиддинки. Никакого дискомфорта мы от этого не испытали, скорее наоборот. Однако, чтобы впитать и переварить сам факт столь множественного «клонирования» нашего эксклюзивного тренера, понадобилось время. В России над головой Гуса – своеобразный нимб. А в Вордене его называли мальчиком, хлопали по плечу и просто окружали очень похожие на него люди.