Фотографии показывали, что при жизни Сергей Увашев не был красавцем, но обладал правильными, вполне приятными чертами лица. Теперь в иссохшем трупе сложно было узнать мужчину, которым он был когда-то. На него повлияла не только худоба, его нос был искривлен, вдавлен, возле губ остались глубокие порезы.
– Тоже сам, – тихо ответил Дмитрий.
– Сам себя бил по лицу?
– Именно так. А точнее, по носу, похоже, он хотел сломать себе нос, как бы странно это ни звучало. Все остальное – удары по касательной, сопутствующие травмы. Он был слаб, у него дрожали руки…
– Но он не останавливался?
– Верно. Что-то заставляло его вести себя так. Прежде чем ты спросишь, скажу: нет, никаких следов наркотиков я не нашел.
Дмитрий не представлял, что могло так повлиять на Увашева, собранного, умного и жесткого, да и Леон, похоже, тоже. Это было плохо для следствия, но хорошо для психики его младшего брата.
Потеряв надежду найти на теле Увашева хоть какой-то след, Леон перешел ко второй жертве.
– Змею определили? – поинтересовался он.
Артура Селиванова срочно нужно было хоронить: из-за состояния крови тело разлагалось быстрее обычного. Впрочем, Дмитрий знал, что время похорон уже назначено. Этим занялись дети Селиванова от первого брака и их мать, его вдова была занята вопросами наследства.
– С вероятностью девяносто процентов, и то это было нелегко, – признал Дмитрий.
– Что подсказывают девяносто процентов?
– Что это бумсланг.
– У нас не встречается?
– Естественно, нет. Водится только в Африке, сам бы сюда не дополз.
– А если бы и дополз, вряд ли его главной целью стал бы Артур Селиванов, – невесело усмехнулся Леон. – Но изобретательность убийцы поражает! Он хотел сделать из их смертей шоу.
– У этого может быть объективное объяснение.
– А может быть и то, которое тебе не нравится.
И оба они знали, о чем он говорит.
Объективное объяснение и правда могло найтись: атака конкурентов, запугивание вдов, личная месть. Все что угодно, лишь бы это объясняло, почему с двумя обычными, в общем-то, бизнесменами обошлись так жестоко.
Этот мотив Дмитрию тоже не слишком нравился – сложно найти мотив убийства, который кому-то понравился бы. Но гораздо больше его пугало другое: что это было убийство ради убийства, что кто-то наслаждался медленным умиранием Сергея Увашева.
А значит, это маньяк.
– Что делает полиция? – поинтересовался Леон, обходя вокруг металлического стола с мертвым телом.
– Они со мной, знаешь ли, секретами не делятся!
– То есть ничего?
– Не так все плохо! Насколько мне известно, Инга сейчас допрашивает ближайших родственников убитых, всех, кто был с ними хорошо знаком.
– Это ни к чему не приведет.
– Это обычная процедура, и результат вполне может быть.
– Уйдут дни, – указал Леон. – Если не недели, чтобы опросить всех, кто знал владельцев двух развитых бизнесов. Я не говорю, что это не нужно делать. Я просто считаю, что нужно подойти к этому и с другой стороны.
Он не называл имя Анны Солари, это было и не нужно. Дмитрий и так все понимал.
– Не доказано, что это серийный убийца, – заметил он. – Шансы не так уж велики.
– Пятьдесят на пятьдесят, если говорить столь любимым тобой языком процентов. Я не буду изображать из себя адвоката Анны, ты и так знаешь, на что она способна.
Это Дмитрий и правда знал. Он встречался с ней, говорил с ней… Никакая неприязнь не помешала бы ему увидеть, что это особое существо. Если Леон виделся ему охотником, то Анна – маленьким хищным зверьком, естественным врагом тех, кого принято называть маньяками. Мангуст, убивающий змею.