Без Димитрия царственных сил.

И, склоняя к союзу Литву,

Бежецк с Угличем взял Михаил.


Знать Димитрий не мог наперед,

Не на верную смерть ли идет,

И каким будет ложе и мед,

Что у темного темника ждет.


Любовался невольно Мамай:

Крест смиренья несут рамена,

Но осанка у князя пряма,

И неспешно ступил он к шатру.

И волос золотая волна

На степном развевалась ветру.


О грядущем мечтами горя,

Взяв ярлык, по опавшей листве

Князь вернулся к концу ноября –

Словно солнце вернул он Москве.


За Христовым же вслед Рождеством,

Умножая Москвы торжество,

По исходе счастливом всех бед,

Князь Василий родился на свет.


Время мира, как радостный вздох,

Пронеслось по Московской Руси.

Софью-дочь дал Димитрию Бог,

И народ о покое просил.


Юрий сын и Мария дитя…

Годы радости мчались, летя.

Но возможен ли в мире покой,

И бывает ли долго – легко?


В Нижнем тысяча встала монгол

Под водительством Сары-аки.

И обычай их груб был и зол,

И жестоки дела и дерзки.


СкОлько тешиться было Орде?

В русских кузнях ковАлся металл.

И отмстить за обиды мурзе

Нижеградцам их князь не мешал.


Но отмстил за послов и Мамай:

Там, где Пьяна петляет и Кишь,

Подымался кровавый туман

И царила безлюдия тишь.

Там царевич прошел Арапша,

Наказуя, рубя и круша.


Стала водною Вожа межой

Для злосчастия русской земли.

Больше крови проливши чужОй,

Мы победе поверить смогли


Наконец. После долгой беды

И тяжелого ига Орды.

Наконец после горестных лет

Нам забрезжил спасения свет.


Пять туменов и Бегич-мурза

Не сломили Москву и Рязань.

И из Полоцка Ольгердов сын,

Князь Андрей стал Москве не чужим.


Стало ясно, что вместе князья

Побеждают, как порознь нельзя.


Годом прежде Василий, Иван

И Димитрий Михайлов Боброк

Победили, где правил Асан,

И Солтан-Махамат не помог.

Обязали Булгар и Казань

Взять даругу и выплатить дань.


Что незыблемой было Ордой,

Становилось имен чередой.


Двадцать ханов безвестных сменя,

Только прежнею славой звеня,

Распадался чудовищный зверь,

Все еще не прощая потерь.


В годы те, что Димитрий мужал,

И светлел и душой и умом,

Сердце приняло тысячу жал,

Горе горькое – княжеский дом.


Снова осенью мор проходил

По Москве. И сгорели в три дня

Симеон и за ним Даниил,

Дорогие его сыновья.


Пять детей оставалось в живых,

Что княгиня ему родила.

Пять младенцев. И с думой о них

Брался князь за святые дела.


Съезд давно благородных князей

В древнем городе Переяславль

Согласился, что много ладей

Не идут, как единый корабль.


За Тарусу, Мечу и Оку

И не нужен был больше приказ.

Только вышел Мамай на Москву –

Каждый понял, что прОбил их час.


Много было бояр, воевод

За оградою монастырей.

И судьбы своей ждали приход

Братья там Александр и Андрей.


ПрорицАют святые уста,

И игумен то Троицкий мог.

Братьев-иноков к князю послав,

Дважды Сергий победу предрек.


На востоке сияла заря.

Жены княжьи, бояр, воевод,

Целованьем прощальным даря,

Провожали любимых в поход.


Евдокия, Мария средь них.

Князь Димитрий был нежен и тих.

На рыданье ответил жены:

«Аще Бог по нас, кто же на ны?»


Собрались Ярославль и Ростов,

Дмитрий, Ольгерда сын, и Андрей.

И Таруса, и Полоцк, и Псков

На горячих садились коней.


И Владимир, князь Серпуховской,

Как всегда, рядом с братом-Москвой.


Много славных в поход собрались

И потоком единым слились,

Как теченье сливается струй,

На Дону, где лежит Березуй.


Недостойно, чтоб доблестный князь

Слал на гибель, от ран уклонясь.

И войскам он своим обещал

Чашу общую пить сообща.


Сотни ратных прошедши дорог,

Ведал знАменья Дмитрий Боброк.

Ночь сгустилась. Туман и роса.

Было тихо. Теплы небеса.


И Волынец меж станов меж двух

Напрягал свой испытанный слух.

Только Дмитрия взял он с собой,

Чтоб узнать, что готовит им бой.