– Ай-яй-яй, как непатриотично. И знаете, что они с вами потом сделают?

– Наградят? Да не надо мне наград – я из бескорыстной вредности. Мне ведь в этом мире ничего уже не надо… Даже денег не попрошу, хотя моя жаба этого не одобрит.

– Жаба?

– Мой внутренний голос: личный советник по всем финансовым вопросам и заодно казначей – дрессированное земноводное, жадное до изумления.

– Вашему психиатру, думаю, захочется с ней познакомиться… А по поводу посольства: не будут вас там награждать. И денег тоже не дадут. Удавят в кладовке – и все.

– За что?

– Потому что у вас допуска нет.

– Да при чем здесь мой допуск?! Какое им дело, что у меня нет допуска к российским секретам?!

– Никакого дела – вас удавят за отсутствие допуска к ИХ секретам.

– А при чем здесь их секреты? Я же выдаю НАШ секрет – отечественный. Их военные тайны мне не нужны. И вообще они мне неизвестны.

– Вы так думаете? Сколько вам лет? Двадцать девять? А наивны как маленький ребенок… Те самые чертежи и параметры, о которых вы постоянно упоминаете… Как по-вашему – откуда мы их взяли?

– Ну… коллектив секретных ученых разработал.

– Вы представляете, сколько людей трудились над первыми космическими кораблями?

– Думаю, много.

– Вы когда-нибудь видели на объекте толпу секретных ученых, способных разработать что-то настолько же серьезное?

– Ни разу – здесь малолюдно.

– Верно: нас тут сокращают каждый год – все меньше и меньше остается работников… Бюджетный дефицит… Думаете, такой горстке людей под силу создать не просто концепцию подобного устройства, а готовое изделие? Вы ведь каждый винтик потрогали, каждый виток, – сложнейший по замыслу агрегат, при этом гениальный по простоте исполнения.

– По сути, там действительно ничего особо сложного… Постойте! Я правильно понял? Вы украли эту грандиозную идею у честнейших разработчиков из той самой великой демократической страны?!

– Лично я этого не делал.

– Но соучастник! Как это низко и бессовестно!..

– На что только не пойдешь ради увеличения финансирования. Мы, кстати, на благо человечества старались – даже улучшили прототип немного. У них в оригинале предусмотрены полупроводники в паре узлов, а мы ламповой техникой обошлись. Мало ли как все обернется – вдруг ТАМ монокристаллического кремния на базаре не продают. Ну и, разумеется, изменили частоту главного контура – теперь он настроен на нашу базовую станцию. Теперь-то хоть понимаете, за что вас удавят?

– Понимаю. А почему именно в кладовке давить будут?

– Ну пусть на чердаке. Вам от этого стало легче?

– Спасибо, гораздо. А может, я расскажу о ваших делах в посольстве великой азиатской страны? Коммунистической? Хотя я это так… теоретически. Кто же меня отсюда выпустит…

– Вообще-то вы все еще свободный человек.

– Ну разумеется. Но чтобы решить вопрос с моим выходом из проекта, придется полгода согласовывать все в вышестоящих инстанциях. А там уже и согласовывать ничего не понадобится… Просто так ведь отсюда мне не выйти? Господа Нельзя, которые вечно стоят возле лифта и изображают сусликов у норки, на меня смотрят как-то странно… Заикнись я им про «выйти», умру явно не от рака мозга.

– Не исключено…

– Кстати, о финансировании: признаков нищеты я здесь не наблюдаю. Скорее наоборот – с каждым днем все больше людей новых появляется, и они постоянно возятся с различными материальными ценностями. Вчера вон компьютеры свеженькие видел, а сегодня мой мозгоправ заявил, что должны привезти дорогущую медицинскую установку для просвечивания моего многострадального мозга.

– С финансированием у нас дело наладилось. Но вот до этого проект находился на грани полного закрытия. Как бесперспективный… Эх… – Ивану явно было нелегко вспоминать те трагические времена. – Но теперь все не так – несчастье помогло.