Нет, подумал Круглов, глядя на эту руку, не сорок. Пожалуй, ей за пятьдесят, но молодится изо всех сил. И глаза ещё блестят: большие, чёрные. Кошачьи. Хотя, может, это из-за косметики? Он в этом не разбирался.

– Пожалуйста…

Женщина уткнулась в гостевую карту, он осмотрелся. Стойка отгораживала холл от коридора, уходящего в обе стороны. Вряд ли далеко, снаружи здание не выглядело большим: несуразным, грубым и серым, как промышленный цех – это да, но небольшим. У стены за стойкой – широкий, ячеистый шкаф-стеллаж. В открытых нишах – стопки «вафельных» полотенец и застиранного белья. Какие-то бутыли. Рядом мерно тарахтел торговый холодильник с прозрачной дверцей: газировка, пиво. Ещё правее – узкий стол, покрытый скатертью. Небольшая стойка с чешуёй разноцветных пакетов: чипсы, сухарики, рыба… Сопутствующие товары? Обслуживание в номерах? Пять звёзд, всё включено…

– Если проголодались, под нами – кафе. Вкусно и недорого, – сказала женщина, не поднимая головы, – Правда, вход только через улицу. Вы на машине?

– Нет, – ответил Круглов, – А какое, собственно?..

– Это я к тому, что наша стоянка оборудована камерами, но вам это…

– Не пригодится, – подхватил он с вялой улыбкой.

– Ну, может, хоть поужинаете, кафе работает до трёх ночи…

Вывеска под лестницей была. Неразборчивые витиеватые буквы. Круглов вздохнул. Вокзальные пирожки с печёнкой ещё лежали в желудке парой холодных кирпичиков, словно он заглотил их не жуя. Тут не о еде, о мезиме подумать стоило.

– Нет, спасибо, – сказал он. – Я, пожалуй, воздержусь…

– Ну, и правильно, – она вернула паспорт и сдачу с пятитысячной купюры. – Говорят, есть на ночь – вредно. Плохие сны снятся.

Кругло вяло махнул рукой. Он так устал, что кошмары его не заботили ничуть. Хозяйка поднялась со стула и откинула часть стойки над дверцей, приглашая его пройти.

– Пожалуйста.

Он подхватил сумки.

– Сюда.

Женщина пошла впереди. Талия у неё оказалась очень тонкой, а вот задница и бёдра – под стать груди и плечам. Низкий пояс джинсы позволял рассмотреть цвет нижнего белья. Модно. Широкие бёдра покачивались, ягодицы упруго подрагивали, словно их обладательница только что соскочила с барельефа храмового комплекса в Каджурахо, растеряв по дороге бусы и браслеты. Какие джинсы? Ей бы сари: «Джими, Джими, ача…»

Круглов отвёл взгляд.

К счастью, коридор оказался коротким. Тупичок, обклеенный виниловыми обоями грязно-песочного цвета, и три двери.

– Вот, – сказала женщина, повозившись с ключами. – Ваш номер. Тринадцатый. Вы в приметы верите?

Она хихикнула.

– Нет, – сказал Круглов. Игривый тон хозяйки раздражал. Он поскорее хотел остаться один.

– Прекрасно! – она распахнула дверь в короткий тамбур. Против входной двери была ещё одна, точно такая же. – Это санузел.

Она протиснулась вперёд, бесстыдно касаясь его плеча полной грудью, и повернула налево. Загорелся свет.

– Располагайтесь. Будьте, как дома. Отдыхайте…

– Спасибо, – буркнул Круглов.

Кажется, она что-то почувствовала, и без дальнейших разговоров выпорхнула из номера. Инженер выдохнул и опустил сумки на пол.

Ох! Хорошо!

Первым делом он снял ботинки. Освобождённые ступни отозвались ломотой. Пуховик Круглов пристроил на вешалке у двери, спрятав шарф в рукаве, который высовывался наружу красно-чёрным мохеровым языком. На подгибающихся ногах дошёл до кровати и плюхнулся навзничь поверх покрывала. Он лежал так минут пятнадцать, прислушиваясь к тонкому вибрирующему звону в измученном теле: ноющим предплечьям; икрам, налитым молочной кислотой под завязку; пояснице, в которой медленно растворялись мышечные зажимы, словно кусок сахара в тёплом чае.