Главный поскреб подбородок мизинцем и с видом доброго дяденьки, разговаривающего с плачущим ребенком, присел передо мной на корточки.

– Слушайте, Соня, а давайте я отправлю вас в командировку! Прямо с завтрашнего дня. Смените обстановку, развеетесь.

– Я не могу, – с трудом выдавила я из себя.

– Не можете что?

– Не могу уехать.

Шеф выглядел удивленным.

– А в чем проблема?

– Я должна купить запас продуктов. Для родных.

– Само собой, сначала вы позаботитесь о родных, потом все остальное. Отложим наш разговор до завтра, – вежливо улыбнулся Полонский. И великодушно добавил: – Вы же отлично пишете! Нельзя зарывать такой талант в стылой питерской земле.

– Спасибо, Олег Иванович, тронута вашей заботой, но думаю, что лучше мне остаться в городе. Для всех лучше, – проговорила я, поднимаясь перед ним, сидящим на корточках, в полный рост. Одернула юбку, поправила чулок и уточнила, делая шаг к дверям: – Я могу идти?

– Идите, Софья Михайловна, – вяло махнул он рукой, и в голосе его прозвучало отчаяние от невозможности что-либо изменить.

Лавируя между расставленными вкривь и вкось стульями, я прошла через кабинет и толкнула приоткрытую дверь. В коридоре томился у окна здоровяк Чащин. При виде меня он шагнул навстречу и шепотом осведомился:

– Ну что, Сонь? Чего он от тебя хотел?

– В ссылку отправляет, – хмыкнула я. – Думает покончить со мной раз и навсегда. Чтобы глаза не мозолила.

Рома присвистнул, сунул руки в карманы коротких, узких, невероятно стильных штанов и, качаясь с пятки на мысок, неодобрительно протянул:

– Да ладно! Куда хоть гонит-то?

– Пока еще не решил.

Приятель кинул на меня сочувственный взгляд и нарочито веселым голосом, каким обыкновенно разговаривают со смертельно больными, предложил:

– Сонька, айда в макдачную, вкусить вредной пищи!

– Никак не пойму, Чащин, как в тебе уживается любовь к колесам, холестериновым забегаловкам и черный пояс по карате.

– Легко, – усмехнулся он, подхватывая меня за талию и устремляясь к лифту.

Домой я попала ближе к полуночи. «Макдоналдс», в который мы пошли, внезапно оказался рядом с домом Чащина, и Рома уговорил зайти к нему попить чайку. И я подумала – отчего бы не заглянуть к приятному юноше? И вот теперь, в первом часу ночи, стараясь не греметь ключами, я осторожно открывала дверь своей квартиры. Потянула на себя тяжелую дверную створку, шагнула в темную прихожую и нос к носу столкнулась с Жанной.

Кузина по отцовской линии стояла, уперев руки в полные бока, и скептически взирала на мое деликатное возвращение домой. Очки ее угрожающе поблескивали, не знавшие помады губы кривила скептическая усмешка. Жанна приехала в гости из Орла на пару дней и гостит уже не помню сколько месяцев. Обжилась, завела подруг-единомышленниц – таких же феминисток, как и она сама, и даже ухитрилась прославиться как популярная блогерша. На просторах интернета она известна как Жанна Жесть, или Орлянская Дева.

Ее позиция предельно проста – максимальная свобода женщинам, ибо общество устроено так, что мужчинам можно все, а нам – ничего. Вина общества в том, что приучило нас, женщин, носить неудобные наряды и испытывать дискомфорт, дабы порадовать внешним видом мужчин. Жанна называет это женской гендерной социализацией и всячески с нею борется. В принципе, я не против пребывания Жанны у нас – квартира огромная, в самом центре, в большом старинном доме. Однако тотальный контроль и давление со стороны кузины начинают изрядно надоедать.

– И где ты, Сонечка, пропадала до часу ночи? – бесцеремонно осведомилась Орлянская Дева.