– Из какого дома, в каком дворе? Кать, ты что? Ты вообще помнишь, что мы встретиться договаривались сегодня утром? В одиннадцать?!

– Естественно, помню, – Катя энергично закивала. – Я, правда, слегка опоздала, ну прости.

– А где мы встретиться договаривались, это ты помнишь?

– Дома у меня, то есть… нет, ах ты черт… ну конечно!

– В нашем кафе на уголке, вот мы где встретиться договаривались! В одиннадцать часов, а сейчас два!! – Анфиса погрозила телевизору кулаком. – Это ты виновата, что у меня ожирение второй степени. Вечно ты так. С тобой договариваешься встретиться в кафе, а ты не приходишь. А я все назаказывала на двоих. И что мне остается? Я начинаю есть, как молотилка, – Анфиса подбоченилась. – Пока тебя жду, гдетытамбродишь… я все до последнего пирожного съедаю. А в результате, вот, ты глянь – эти бока, весь этот жир, вся эта задница стокилограммовая – это все твоя вина!

Как все полные люди, толстушка Анфиса обожала винить в своей страсти к сладкому и пирожным кого угодно – только не себя.

– Это все ты виновата, что я жиртрест. На меня и так мужики не смотрят, а ты еще подстрекаешь меня все больше и больше есть.

Тут Анфиса лукавила – мужчины на нее смотрели, и даже очень. Только определенная категория. И эта категория не совпадала с идеалом самой Анфисы Берг ну никак. Ей всегда нравились высокие спортивные поджарые брюнеты и блондины лет тридцати в хорошо сшитых костюмах из дорогого магазина и с чувством юмора. А вот сама она своими пышными формами производила просто убойное впечатление на дядек лет этак за пятьдесят – лысых, солидных, толстых, громогласных и простых, без всяких там заграничных фишек и закидонов.

Катя много раз советовала Анфисе сменить, так сказать, свои приоритеты и поласковее взглянуть и на пятидесятилетних дядек тоже. Многие из них – большие начальники и вообще люди умные, прожившие жизнь и ценящие в женщине именно ее плодородное женское естество.

Но Анфиса лишь вздыхала. И снова, если на ее пути попадался молодой, длинноногий, спортивный, в джинсах и на мотоцикле, теряла из-за него голову.

Влюблялась без памяти, а потом ревела на Катином плече из-за неразделенной любви.

– Анфиса, прости меня. Я про кафе наше совсем забыла. Я в Красногорск ездила. Там дело тошнотворное.

Анфиса сразу перестала разоряться.

– Что за дело? – спросила она.

И Катя рассказала про массовое убийство в «Приюте любви».

– Не человека убили. Это кошки… но до такой степени страшно там и… жалко их… Как вспомню, – Катя покачала головой, – что-то запредельное просто.

Анфиса выслушала молча и обняла ее за плечи.

– Прими-ка ты душ, подружка, – сказала она. – Смой все, всю эту мерзость. От ужасных воспоминаний и дурных мыслей очищаемся водой и крепким свежим чаем. Я сейчас заварю.

Потом они сидели на кухне.

Горячий чай Катя пила жадно. А вот есть после «Приюта любви» не могла.

Анфиса тоже не ела – за компанию.

– Ладно, – сказала она. – Найдут они там в Красногорске этого живодера. Раз уж у них подозреваемый уже есть. Найдут и посадят. А тебе надо встряхнуться. Эй, слышишь меня? Тебе нужно встряхнуться. Можешь взять отгул?

– Могу, – Катя кивнула. – У меня есть. Что, хочешь поехать куда-нибудь?

– Мы не поедем, а пойдем с тобой. И проведем самую незабываемую, самую волшебную ночь в нашей жизни. О которой долго, очень долго потом будем помнить.

– И где же мы проведем такую ночь? В СПА-отеле?

– В Музее на Волхонке.

– Шутишь, Анфиса.

– Я шучу? – Анфиса улыбнулась. – Да ты не представляешь, какой это проект. И он целиком мой. А ты будешь мне помогать. И эта ночь станет сказкой.