– В самом деле? – произнес Уимзи. – Кажется, я что-то слышал об этом.

– Возможно, где-то и есть более тяжелые колокола, но наши отличаются исключительным благозвучием. Номер семь – наиболее выдающийся и древний. Тенор тоже хорош, как и Джон с Иерихоном. Впрочем, все наши колокола невероятно мелодичны и звучны. Это даже упомянуто в старом девизе аббатства.

– Сколько же на вашей звоннице колоколов? Восемь?

– Да. Если вам интересно, я покажу одну чудесную маленькую книгу, написанную моим предшественником. В ней изложена история всех восьми колоколов. Например, наш тенор Тейлор Пол был отлит в поле в тысяча шестьсот четырнадцатом году. Там до сих пор сохранилось углубление в земле. А само поле так и называется – Колокол-поле.

– А звонари у вас хорошие? – вежливо поинтересовался Уимзи.

– Отличные, преисполненные энтузиазма люди. Это напомнило мне о том, что сегодня ночью мы собираемся исполнить Большой Кентский трезвон, состоящий из пятнадцати тысяч восьмисот сорока ударов. Ни больше ни меньше. Что вы об этом думаете? Неплохо, да?

– Господи! – всплеснул руками Уимзи. – Пятнадцать тысяч…

– Восемьсот сорок, – закончил священник.

Уимзи быстро сделал кое-какие расчеты.

– Вам потребуется на это немало времени.

– Девять часов, – кивнул святой отец с довольной улыбкой.

– Просто отлично, сэр. Это схоже с представлением лондонского клуба звонарей, имевшим место в тысяча восемьсот каком-то там году.

– В тысяча восемьсот шестьдесят восьмом, – уточник священник. – Мы собираемся последовать этому примеру. И получится у нас не хуже, хотя в перезвоне будут участвовать только восемь звонарей. Мы надеялись задействовать двенадцать, но, к сожалению, четверых наших лучших людей сразила эпидемия гриппа. Мы хотели попросить помощи у церкви Святого Стефана: у них тоже прекрасные колокола, хотя и не чета нашим, – однако их звонари не обучены искусству трезвона и умеют исполнять лишь простые перезвоны на семи колоколах.

Покачав головой, Уимзи взял с тарелки четвертый кекс.

– Что ж, это тоже достойно похвалы, – торжественно произнес он, – но нельзя добиться определенного звучания…

– Вот и я о том же! – с воодушевлением воскликнул святой отец. – Невозможно добиться идеального звучания, если тенора почти не слышно. И даже метод Фабиана Стедмана[4] не поможет. Хотя и его мы исполняем, причем весьма неплохо. Но все же по богатству, разнообразию и благозвучию оттенков ничто не сравнится с перезвоном в восемь колоколов.

– Вы совершенно правы, сэр, – согласился Уимзи.

– И никогда его не превзойти, – добавил мистер Венаблз, счастливо возведя глаза к небу и взмахнув кексом так, что масло потекло по его рукаву. – Взять, например, перезвон, исполняемый нечетным количеством колоколов. Что вместе, что поодиночке, они звучат слишком монотонно. И это кажется мне огромным недостатком. А уж когда тройные удары сменяются…

Рассуждения святого отца о видах перезвонов прервала появившаяся в дверях Эмили, выражение лица которой не предвещало ничего хорошего.

– Прошу прощения, сэр, – произнесла она. – Не могли бы вы принять Джеймса Тодея?

– Джеймса Тодея? – переспросил святой отец. – Да-да, конечно. Пригласи его в кабинет, Эмили. Я подойду через минуту.

Хозяин дома отсутствовал совсем недолго. А когда вернулся, лицо его было неестественно вытянутым и утратило былое воодушевление. Он упал в кресло с видом глубоко разочарованного человека.

– Случилось непоправимое, – драматично выдохнул он. – Настоящее несчастье!

– Господи, Теодор! Объясни нам, что произошло.

– Уильям Тодей! Бедняга! Ну почему, почему это произошло именно сегодня? Я не должен думать о себе, но это просто не поддается описанию. Я раздавлен. Поистине раздавлен.