– Да какую историю?! Я этот камень в пещере нашёл! Сегодня ночью! Я понятия не имею, откуда он там. И что это вообще такое. Какая, к чёрту, история! Нет никакой…

– В пещере, говорите? – Она явно заинтересовалась. – Вот где вы его спрятали, значит. Умно, умно.

– Чего?! – он взревел. Внутри уже клокотало. – Ничего я не прятал! Я нашёл, я же говорю! Там щель, шкуродёр, там вообще никто не пролезет, ребёнок разве что.

– Ребёнок?

– Ну, не ребёнок, подросток.

– Из вашей секции?

– В смысле? – Он растерялся. Он не понимал, к чему она ведёт. – Я что-то…

– Ладно, остальное-то достанете? Или ребёнок этот ваш – достанет?

– Что – остальное?

– Остальное колье? По описи – сто сорок два камня.

– Какое колье?

Она замолчала. Нарочито не смотрела в глаза. Глядела на улицу, как ехали там машины. Потом достала из кармана телефон.

– Понятно. Договориться нам с вами, похоже, не получится. Жаль. Но может, вы одумаетесь. Давайте так – в любой момент. Ну, вы-то достать его уже не сможете. Но вдруг ребёнок этот ваш – какой-нибудь пещерный вундеркинд. Наверняка же есть такой, да? Кто вам помогал. Кто его туда спрятал.

– Что-то я перестаю вообще понимать…

Она уже не слушала. Взяла телефон – он успел заметить, высветился контакт «Глеб». Поднесла трубку к уху.

– Вы куда звоните? – Он занервничал.

– В полицию, Юрий Фролович.

– Чего? Зачем?

– Да очень просто. Я вас предупреждала. Я вынуждена на вас заявить.

– За что?!

– За кражу. Сапфировое колье восемнадцатого века. Музейный экспонат. Это вам не шутки. – Она говорила так, будто её это вообще не касалось.

– Что? Так этот камень…

– Сапфир, Юрий Фролович. Голубой сапфир, первая группа чистоты.

Он проснулся до будильника – вздрогнул и выплыл из сна. Только что увиденный кошмар быстро откатывал, как вода в отлив. Привиделось, что он в пещере и его завалило, не может ни пошевелиться, ни вздохнуть. Но оказалось, просто рука затекла. Стоило потянуться, и нахлынуло тёплое счастье: он дома!

Ник улыбнулся и открыл глаза.

Солнце заливало комнату. На потолке плескались резные тени – липа на ветру, клейкая, пахучая, запах долетал в открытое окно. Чвиркали воробьи в ветках. Колыхалась белая тюлевая занавеска – не от солнца, а так, овеществлять ветер. И Ник вдруг почувствовал, что любит всё это до головокружения: и это лето, которое обещает быть бесконечным, и липу, и воробьёв, и смешную куцую занавеску, и запах – книг, старых документов, деревянной скрипучей антикварной мебели, даже этого жёсткого дивана, – неповторимый запах дедушкиного кабинета.

Зажмурился от удовольствия и тихонько засмеялся.

Да, он уснул у деда в кабинете. Как маленький. Просто не смог отказать себе в удовольствии. Всё равно Милка в их комнате засела вчера в Сети и собиралась трындеть до утра, а он не может уже выносить её болтовню. Да и спать надо было лечь пораньше – вставать ни свет ни заря, Коля просил. И сдалось ему встречаться так рано, как будто что-то стряслось. «Утром узнаешь», – написал. Разводит таинственность, как всегда. Правда, сейчас Ник был этому рад – он соскучился по Коле, он бы ещё вчера, с поезда к нему прибежал, только дед обиделся бы («Ты к нему, что ли, приехал?»), да и тот сам написал: «Завтра в 7». Вот не спится, сразу видно – не столичный житель.

Ник потянулся и перевернулся на живот. Он тоже не столичный, фигушки. Не будет столичным. Они там ничего не понимают. Накатило неприятное воспоминание, как в новом классе стали кривиться, когда узнали, откуда он приехал: «Это где хоть? На карте покажешь?» Им кажется, кроме Москвы, вообще ничего нет. Выросли в своих бетонных коробках и даже представить не могут, что человек может жить в квартире, где ещё его прабабушка жила, с четырьмя комнатами, потолками в три метра, со старинной мебелью. И всё в самом центре города, из двора вышел, за угол завернул – вот тебе и администрация, и парк с аттракционами, и Дворец творчества, он же музей – дворянская усадьба, и даже Яма!