– Лорд Саксенден.

– Да ну! А кто этот чистопородный англичанин в конце стола, с нашей стороны?

– Уилфрид Бентуорт, у нас его зовут «Помещиком».

– А рядом с вами – тот, что говорит с миссис Монт?

– Профессор Халлорсен из Америки.

– Красивый парень.

– Да, говорят, – сухо сказала Динни.

– А вы не согласны?

– Мужчине неприлично быть красивым.

– Рад, что вы так считаете.

– Почему?

– Значит, и некрасивые могут на что-то надеяться.

– Вот как? Вы всегда напрашиваетесь на комплименты?

– Знаете, я ужасно рад, что мы наконец познакомились.

– Наконец? Еще сегодня утром вы не знали, что я существую.

– Да, Но это не мешает вам быть моим идеалом.

– Боже мой! Это у вас на флоте так полагается?

– На флоте нас прежде всего учат не зевать.

– Мистер Тасборо…

– Алан.

– Я начинаю верить в «девушку в каждом порту».

– У меня, – серьезно сказал молодой Тасборо, – нет ни одной. И вы первая, кого мне хотелось бы назвать своей девушкой.

– Да ну? А может, даже – ну и ну!

– Факт! Видите ли, служба на флоте – штука нелегкая. Когда видишь то, что тебе нужно, лови момент. Возможностей не так уж много.

Динни рассмеялась.

– Сколько вам лет?

– Двадцать восемь.

– Значит, вы не участвовали в бою у Зеебрюгге?

– Участвовал.

– Тогда понятно. Вы привыкли брать на абордаж.

– И идти за это ко дну.

Она ласково на него взглянула.

– Теперь я поговорю со своим врагом.

– Это ваш враг? Хотите, я им займусь?

– Его гибель не принесет мне пользы, если он прежде не сделает того, что мне надо.

– Жаль; на вид он опасен.

– Вас давно уже подкарауливает миссис Маскем, – шепнула Динни и повернулась к Халлорсену.

Тот произнес с полупоклоном: «Мисс Черрел!..» – словно она свалилась с луны.

– Говорят, профессор, вы замечательный стрелок.

– Ну, знаете, я не привык, как вы тут, чтобы птица сама просилась в ягдташ. Может, в конце концов и привыкну. Но пока все для меня здесь так ново.

– И жизнь вам улыбается?

– Еще бы! Быть с вами в одном доме – большая честь для меня, мисс Черрел.

«Артиллерия бьет справа, артиллерия бьет слева», – подумала Динни.

– А вы уже придумали, – спросила она вдруг, – как вам загладить свою вину перед моим братом?

Халлорсен понизил голос.

– Я глубоко уважаю вас, мисс Черрел, и сделаю все, что вы захотите. Если угодно, я напечатаю в ваших газетах опровержение и откажусь от всего, что написал о нем в книге.

– А что вы потребуете взамен?

– Разумеется, ничего, кроме вашего расположения.

– Брат передал мне свой дневник для опубликования.

– Если это для вас лучше – публикуйте.

– Наверно, оба вы никогда и не пытались понять друг друга.

– Пожалуй, нет.

– А ведь вас там было только четверо белых. Можно спросить, что именно раздражало вас в моем брате?

– Если я скажу, вы на меня рассердитесь.

– Нет, я умею быть справедливой.

– Что ж, прежде всего я убедился, что у него обо всем есть предвзятое мнение и он отнюдь не собирается его менять. Вот мы попали в страну, которой совсем не знаем, живем среди индейцев и других малоцивилизованных людей, а капитан Черрел хочет, чтобы все было как в Англии, по всем правилам, и чтобы правила эти соблюдались. Я думаю, если бы ему позволили, он надевал бы к ужину фрак.

– Но помилуйте, – сказала, немного растерявшись, Динни, – мы, англичане, убедились на опыте, что строжайшее соблюдение правил – наша главная опора. Мы добились своего в самых диких и забытых богом местах только потому, что везде оставались англичанами. Читая дневник брата, я, наоборот, думала: беда его в том, что ему не хватило твердости и выдержки.

– Да, не в пример лорду Саксендену или мистеру Бентуорту, – Халлорсен кивком головы указал на конец стола, – он у вас не типичный Джон Буль; может, потому-то я его и не понял. Нет, он человек очень нервный и уж слишком скрытный – стиснет зубы и грызет себя втихомолку. Похож на породистого скакуна, запряженного в извозчичью пролетку. Вы, видно, из очень старинного рода, мисс Черрел?