И сейчас, аккуратно посматривая через плечо, где спит мой возлюбленный, хватаю свои вещи и иду в ванную. Там переодеваюсь, расчёсываю пальцами ещё влажные волосы. Значит, я уснула не так давно. И диалог отца и сына тоже не продлился долго…

Может, оно и к лучшему.

Складываю вещи на тумбочку, достаю телефон, готовая вызвать такси.

А пока выхожу из комнаты, тихо открывая дверь.

Иду по длинным и холодным коридорам. Отделка мрачная, как и всё это место. И только светильники освещают этот холод своим теплом.

Шаги эхом ударяют по слуху, но я не отступаю от своих мыслей. Только озираюсь по сторонам, не желая встретить хозяина этого дома. Я не боюсь. Но не хочу его видеть.

Он мне жизнь сломал. На куски. Вдребезги. Кинул буквально умирать.

Я аккуратно спускаюсь по лестнице со второго этажа, чтобы не было слышно моих шагов, и иду на выход.

Хватаюсь за ручку двери, поворачиваю, но она не открывается. Дёргаю ещё раз. И опять. Этот звук неповорачивающегося замка стоит в ушах.

Настолько, что я не замечаю, как вдруг рядом с моей головой в дверь упирается ладонь.

И взгляд тут же мечется на неё. Загорелую с длинными пальцами. С витиеватыми и тугими венами. Аккуратными ногтями.

Хоть и в дрожь бросает, я прикрываю глаза и поджимаю от боли губы. Опять они. Руки эти.

Горячее дыхание обжигает ухо даже через влажные волосы:

– Куда собралась моя гостья?

Мириады мурашек проносятся по телу. Нет, всё же я боюсь. Не его или даже его власти. А столкнуться лицом к лицу. Глазами.

И я хотела бы всё ему высказать. Произнести, к какому аду он привёл мою жизнь.

Что я постоянно бегу. От всех.

– Открой дверь, – говорю глухо. – У меня дела, мне нужно уехать.

– Ты обижаешь меня, Ева.

Другая ладонь внезапно оказывается на моём втянутом от страха животе.

И я сама поворачиваюсь к нему, показывая, что не сломлена.

Не сломлена…

Я давно сломалась. Как фарфоровая кукла, которую выбросили от скуки.

Поднимаю решительный взгляд и встречаюсь с карими глазами, полными огня. Горят так же, как и при нашей первой встрече. Как при второй. Третьей. Пятой… Вот после неё всё это и произошло.

Вспоминать больно.

Не её.

А её последствия.

Его рука скользит с моего живота на мою спину. Я невольно вздрагиваю и чувствую, как он подаётся вперёд, вжимая меня в дверь и в себя. Не даёт пространства, чтобы вырваться. И дышать.

Задыхаюсь от его присутствия рядом. От его глаз. Лица. От этих губ, которые двигаются в следующую секунду:

– Ты изменилась за три года, – зрачки концентрируются на моём лице. А ладонь, до этого покоящаяся на двери, проходит по влажным волосам. Щеке.

И я голову поворачиваю. Чтобы не трогал. Но он всё равно обвивает мой затылок. Спускается ниже. Пальцами врезается в шею. А большим поглаживает скулу.

– Отпусти меня, – не прошу, а говорю смело. – Я – невеста твоего сына!

Пытаюсь включить ему мозги.

Но не работает.

Это его только злит.

Яркий огонь, что плещется в его глазах, вдруг отдаёт холодом. Но тут же всё встаёт на свои места.

– Пока ещё не невеста, – говорит своим грудным голосом. Медленно, хрипло. – А если вдруг ты ею станешь, мне придётся сдать тебя Аязу. И он узнает, какая ты лживая. Девственница Ева.

Он усмехается.

Подаётся вперёд и вжимает меня в дверь сильнее. Вырывая из моего рта тихий стон боли.

– Или пойдем, скажем ему, что ты давно не девочка, а? – он наклоняется ко мне, говорит спокойно. Едва не касаясь моих губ. – И все ожидания моего сына разлетятся в пух и прах. Рано или поздно это произойдёт, когда…

– Заткнись, – выплёвываю.

А его пальцы сжимаются на моей шее.