Уклейкина в этом году вытянулась – и стала вровень с Варькой, притом что Тома, в отличие от многих девочек, злоупотреблявших едой из «Макдоналдса», длинноногая худышка, как и Варька. А вот лучшая ее подруга Катька была этакой пышечкой, как говорила Варькина мама. Пышечка! Варька, когда подруги не было поблизости, вставала на ее защиту горой, уверяя, что нисколечко Катька не толстая. Зато в лицо Варька то и дело подругу подъелдыкивала: мол, она десятую булочку ест, никак не остановится, мол, она уже в трюмо не помещается… Должна же в конце концов Катька похудеть: разве можно в пятом классе иметь грудь третьего размера?!

И Тома Уклейкина в этом году выбилась в отличницы – Алла Николаевна говорила на заключительном собрании, что Уклейкина задницей берет: мол, ой какая же Тома усидчивая да ой какая же Тамара упорная! Как будто никто не знает, что училки за деньги занимаются с Уклейкиной после уроков, допы она берет – вот и стала отличницей… Дескать, не зря посадила с Томой Катю Травкину – вот результат: по литературе Катя подтянулась, сочинения пишет неплохие, ой, как же хорошо Уклейкина влияет на подругу Кулаковой! Ведь не могла же Варька сказать, что это она пишет за Катьку домашку по литературе, при чем тут Уклейкина?! И кто помогал той же Уклейкиной задания по истории выполнять – она же и помогала, дура, дура! А что было дома после того итогового собрания – Варька даже вспоминать не хотела…

Ну и ладно, пускай этот дегенерат Кузнецов целуется со своей Томочкой, у Варьки будут друзья и без него. Недавно по совету мамы, которая, по ее словам, в пятом классе влюбилась в мальчика, а тому нравилась ее лучшая подруга (вот ужас! хорошо хоть это Уклейкина, а не Катька!), Варя затеяла интригу: сделала вид, что ей нравится Витя Похиташка – лучший друг Богдана, притом что он не бака[1]: читает энциклопедические словари, пытается играть на гитаре, хотя и не смотрит аниме. И что же?! Похиташка поверил – и с тех пор не дает ей проходу. Ну зачем ей эта мелочь пузатая, Похиташка, скажите на милость?! Хидои[2], да и только!

Варьке было так плохо, что хотелось отскоблить от себя собственное имя. Конечно, если бы она звалась Сакурой или… Бельфигорой (как-то она сказала матери, что свою дочь назовет так, и мама, смеясь, спросила: «А сокращенно это будет Фига? Фига Кулакова – звучит…») – Кузнецов на Уклейкину и не глянул бы! А вот если бы она умерла – этот завзятый троечник Богдан проронил бы хоть одну слезинку? Даже если бы и проронил, его бы Томочка тут же утешила, поняла Варя. Ой-е-ей, как тяжело жить! Итай![3]

Но тут Варька вспомнила, что Катя помимо трех дисков – которые еще предстояло посмотреть – принесла ей целую кипу кавайных[4] картинок, скачав их из Интернета и распечатав: у Вари кончилась краска в цветном принтере. Три стены в комнате уже были обклеены вдоль и поперек листами А4 с лицами Наруто, Саске, Реборна, Франа, Мэлло, Мэта и других, и только кое-где проглядывали салатные обои с корабликами. И Варька, стараясь забыть выражение лица Богдана Кузнецова, когда тот читал слова любви (которые она так долго придумывала, зачеркивала, перечеркивала, пока не нашла подходящие, как ей казалось), а также ехидную усмешечку удачливой соперницы Уклейкиной, занялась оклеиванием бесхозной стены.

Большую часть стены занимали окно с батареей да угол книжного шкафа: места для картинок почти не осталось. Варька взобралась на стол и принялась за работу: над окном в ряд поместилось два десятка листов. Варька оглядела дело рук своих, тряхнула челкой, мысленно себе поаплодировала, соскочила на диван и улеглась, разметав руки-ноги, – и тут ей открылось непаханое поле потолка… «Ого-го-го!» – воскликнула Варька и бросилась во двор за стремянкой.