– А раньше ты его не чувствовала? – уточнил Джек.

Я покачала головой.

– Это была она, – поправила я. – И нет, она была определенно новой.

– Она что-нибудь тебе сказала? – осторожно осведомилась моя мать, и мне вновь показалось, что она явно что-то знает… нечто такое, чем она не спешила поделиться со мной.

Я кивнула, вновь почувствовав себя нехорошо.

– Телефон зазвонил прямо перед вашим приходом. Это был… голос на другом конце линии. И он сказал… – Я закрыла глаза, вновь ощутив гнилостный запах протухшей рыбы. Мне не хватало воздуха, как будто мою голову удерживали под водой. – Он сказал: «Я приду за тобой, Мелани». – Я умолкла, не зная, стоит ли мне продолжать. Но затем медленно добавила: – «Я приду забрать то, что принадлежит мне».

Мать машинально схватилась за горло, и я заметила, что она все еще в перчатках. Они были своего рода ее визитной карточкой, но только я знала истинную причину, почему она крайне редко их снимала. Джек подвинул ей стул, и она села.

– И голос в телефоне определенно не принадлежал твоей бабушке? – спросил он.

Я покачала головой:

– Точно нет.

Мы оба посмотрели на мою мать. Та сидела, плотно сжав губы.

– Я ничего не понимаю. Но я не сомневаюсь, что в конечном итоге мы разберемся. Но для этого нам с Мелани нужно держаться вместе. Чтобы бороться с этим злом. Когда двое выступают против одного, у них всегда больше шансов.

Я стояла, глядя сверху вниз на мать, и чувствовала, как страх еще резче подчеркивает эти тридцать лет одиночества.

– Или же ты можешь просто снова уехать. Не вернись ты назад, ничего этого не случилось бы.

Она встала, глядя на меня в упор, и я заметила, что мы с ней почти одного роста.

– Слишком поздно.

Мне не понравился тон ее голоса. Было в нем нечто зловещее. Она явно что-то скрывала, и это нечто покалывало изнутри мой затылок – этакий зуд, который невозможно утолить.

– Что бы это ни было, оно связано с судном моего прадеда, – продолжила мать. – И если его поднимут, что наверняка будет сделано, это принесет нам немало бед и страданий.

Я посмотрела ей в лицо. Когда-то давно, когда я была ребенком, я просыпалась по ночам и пыталась вспомнить лицо матери, чтобы никогда не забыть. И вот теперь я не испытывала облегчения, оттого что не забыла ни единой его черточки или цвета глаз. Она сама предпочла стать мне чужой… ее не было ни на одном моем дне рождения с тех пор, как мне исполнилось семь лет. Да что там! Ее не было ни на одном значимом событии в моей жизни – этакий призрак, чье присутствие на фотографиях было обозначено пустым местом рядом со мной.

– Нет никаких «мы», мама. Если мне понадобится изгнать призрака, я обращусь за помощью к Джеку. Мы делали так раньше. Но если я когда-нибудь попрошу о помощи тебя, в аду ударит мороз.

Она недоуменно подняла бровь, не выказав, однако, иных эмоций, кроме удивления.

Джек подошел ко мне и обнял за плечи.

– Миссис Приоло… Джинетт… я не вижу того, что видите вы с Мелли, но я видел достаточно, чтобы знать: когда кто-то из вас чувствует что-то недоброе, я непременно вас выслушаю. Вот почему я согласен с вами в том, что Мелли не должна оставаться одна, пока мы всё не выясним.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но Джек сжал мои плечи, чем заставил меня промолчать.

– Думаю, мне есть смысл вновь переехать в твой дом, чтобы тебе не иметь с этим дело в одиночку. – Он улыбнулся своей коронной улыбкой, которая неизменно творила с моим животом самые неожиданные вещи. – Как в старые добрые времена.

Я одарила его колючим взглядом, хотя при всей двусмысленности его предложения в душе я была ему благодарна. Позволив его руке остаться на моем плече, я повернулась к матери: