Он смотрел на нее и чувствовал, что она ускользает от него, растворяясь в воздухе… Да не придумал ли он ее вообще?

– …я останусь, – донеслось до него откуда-то сверху…

Они промаялись весь день, делая вид, что страшно заняты работой. Разморенные жарой, они выбирали косточки из вишни и сидели на веранде, по локоть в вишневом соке, с кроваво-вишневыми губами, и, стараясь не поднимать глаз, томились присутствием рядом прохладной в своей рассудочности Лоры и невозможностью прикоснуться друг к другу.

– Так вы ювелир? – спрашивала Эмма, открывая рот и играя скользкой, крупной и влажной вишней, то охватывая ее своими губами, то словно сдувая ее с губ.

– Ювелир, – Сергей слизывал вишневый сок с пальцев и смотрел на Эмму отрешенным взглядом, – сейчас вот закончим с вишней… и я покажу тебе одно колье…

– У вас своя мастерская или что-то в этом роде?

– Да, но в этой мастерской, кроме меня, есть еще два человека.

– Эмма, спасибо, ты нам уже и так помогла… Поди вымой руки и смажь их кремом, а то будет раздражение… Но прежде протри пальцы ваткой, смоченной в сильном растворе лимонной кислоты, и тогда пальцы снова станут белыми… – Лора говорила все это машинально, так, словно Эмма была ее ребенком или кем-то близким. Очевидно, варка варенья так захватила ее, что она была страшно рада появлению человека, который выполнил за нее всю тяжелую и черную (вернее, «красную») работу. Увидев, как молода и глупа Эмма (а у Лоры практически все люди делились на глупых и неглупых), она даже успокоилась, вдруг осознав, как нелепо было с ЕЕ стороны показать свою потенциальную ревность Сергею. Потенциальную, потому что чувство ревности дремало в ней постоянно, но только ни разу еще не просыпалось по-настоящему, и, как шутила Зоя, «ревность уже давно находится у тебя в летаргическом сне». Вот и сейчас ревность, свернувшись клубочком, снова провалилась в сладостное забытье, не подозревая о том, что приблизительно в такой же расслабленной позе, то есть свернувшись клубочком, спала этой ночью на лесной, голубой от лунного света поляне утомленная ласками ее Сергея рыжеволосая девушка Эмма…

А потом были вареники, и Эмма, сидя за обеденным столом в летней кухне, почувствовала, как глаза ее наполняются слезами: ОНИ, эти люди, приняли ее в свой дом. Она живет на ДАЧЕ. И именно живет, ходит по саду, ест вишню, смотрит на раскинувшееся над ее головой солнечное небо, просвечивающее сквозь листву яблонь… В последнее время на дачу ее возили с определенной целью, и генерал, который просил ее надеть его парадную форму, обычно громко икал после выпитого в большом количестве шампанского…

Неужели и у нее могут быть вот такие благостные и счастливые дни?.. И сколько их будет, сколько времени она сможет прожить в этом райском месте, пока Сергей, разочаровавшись в ней, не постарается как можно скорее избавиться от нее?.. Пока что это зависело только от нее самой: сколько минут, часов и дней она сможет молчать, столько времени она и пробудет здесь. Подумав об этом, Эмма даже стиснула зубы, словно для того, чтобы не проговориться…

Ночью, после утомительного дня, наполненного работой по саду, длительными купаниями на озере, сытной едой и изнуряющим тело и душу томлением, причина которого крылась во взглядах такого же измученного страстью Сергея, Эмма уснула, едва только ее голова коснулась подушки. И ей снова снился Холодный, она слышала его голос, видела его бледный, в испарине лоб, залитый кровью… Наверное, она закричала, потому что когда открыла глаза, то увидела, что рядом с ней стоит перепуганная Лора и держит ее за руку.