– Угу, – бурчит Том в ответ, плюхается в кресло и роняет голову на стол.
– Кофеин для мистера Тома, – объявляет Эллиот, наливая в чашку густую черную жидкость из кофеварки.
Том приподнимает голову ровно настолько, чтобы получилось сделать глоток, и закрывает глаза, снова пробормотав «угу».
От плиты доносится головокружительный запах жареного бекона. Чтобы переключиться, я начинаю намазывать маслом кусок хлеба. Еще немного, и у меня в прямом смысле потекут слюнки.
– Привет-привет! – в кухню впархивает мама. Она единственная, кто прилично одет, потому что сразу после завтрака поедет открывать агентство. И как всегда, она отлично выглядит. Прямое мини-платье изумрудного цвета чудесно гармонирует с ее темно-рыжими волосами. Когда я надеваю что-то зеленое, то сразу становлюсь похожа на новогоднюю елку, а вот мама умеет носить этот цвет.
– Надеюсь, у всех хорошее настроение этим декабрьским утром? – спрашивает мама, обойдя стол и потрепав каждого по голове.
– Какой чудесный день, – напевает в ответ Эллиот.
Мама подходит к папе и целует его в спину, шепча:
– Пахнет восхитительно!
Папа разворачивается и крепко ее обнимает. Мы смущенно отводим глаза. Как здорово, что спустя столько лет в браке у мамы с папой сохранились такие отношения. Иногда они слишком рьяно демонстрируют их на публике, но зато не просиживают вечера в полном молчании, как родители Эллиота.
– Ты не передумала? Поможешь Андреа вечером в агентстве? – спрашивает мама, подсаживаясь ко мне.
– Да, помогу. Эллиот, может, прогуляемся утром по Лейнз?
Том страдальчески вздыхает. Он терпеть не может походы по магазинам, особенно шопинг. Наверное, поэтому на нем сейчас заношенная оранжевая футболка и штаны от красной пижамы.
– Конечно, да! – восклицает Эллиот, мой брат по духу.
– А потом поиграем в автоматы на причале? – с надеждой добавляю я.
– Конечно, нет, – отрезает Эллиот, хмуря брови, за что получает от меня по носу салфеткой.
Когда мама встает из-за стола за кленовым сиропом, Эллиот наклоняется ко мне и тараторит:
– ОМГ, твой пост ночью был просто сумасшедший! Видела, сколько комментов?
Я демонстративно раскланиваюсь и улыбаюсь, чувствуя себя ужасно глупо от того, что горжусь своим успехом.
– Говорил же, что справишься. А ты чуть было катастрофу не раздула, – самодовольно добавляет Эллиот.
– О какой катастрофе речь? – спрашивает мама, возвратившись к столу.
– Ни о какой, – отрезаю я.
– О «Титанике», – находится Эллиот.
Два часа спустя мы с Эллиотом играем в автоматы на конце причала.
– Не обижайся, – перекрикивает Эллиот пиликанье «одноруких бандитов». – Но в этой глупой игре нет смысла. Совсем.
Я бросаю еще одну монетку и сжимаю ладони, молясь о победе. Поднос с монетками выдвигается вперед, и те, что лежат на краю, вздрагивают, но остаются на месте. Разочарованно вздыхаю.
– Знаешь, эти автоматы совсем как Майспейс и овсянка: от них нет толку!
Я вставляю в прорезь еще одну монетку и мысленно пою «Ла-ла-ла», чтобы заглушить нытье Эллиота. Что ж поделаешь, раз ему так нравится не любить мою любимую игру.
Поднос с монетками медленно выезжает, и кажется, я снова проиграла. Но тут один двухпенсовик падает, а за ним целая лавина монет обрушивается в поддон. От радости я даже хлопаю в ладоши.
– Получилось! – радостно кричу я и обнимаю Эллиота, чтобы сильнее его раззадорить.
Он хмурит брови, но по искоркам в глазах, спрятанных за очками в красной оправе, я вижу, что он едва сдерживает улыбку.
– Я выиграла! – Собираю монетки из лотка.
– Ты выиграла… – Эллиот смотрит на деньги у меня в руках, – целых двадцать пенсов. На что потратишь такие бешеные деньги?