«Хочешь, я к тебе приеду?».

Сообщение от Тимура приходит как нельзя кстати, и я, конечно же, соглашаюсь, не медля ни секунды. Подскакиваю от нетерпения на кровати и попутно ловлю себя на мысли, что Громов очень тонко меня чувствует даже на расстоянии. И это приятно удивляет.

К моменту его приезда я успеваю поменять короткую слишком открытую пижамку из бледно-розового атласа на вполне приличное кимоно насыщенного бордового цвета с золотым узором. А еще умываюсь, чтобы придать свежести лицу, и превращаю лохматый пучок в стиле воронье гнездо в аккуратный высокий хвост. В остальном выгляжу, как любая нормальная девчонка, которую совсем недавно вытащили из постели.

– Держи, – невесомо мазнув губами по моему виску, Тимур протягивает коробку с эклерами с ежевичным кремом из моей любимой кондитерской, и в ответ получает восторженный девичий визг.

Потому что сладости в двенадцать часов ночи – это лучшее, что со мной сегодня случалось. И я убью любого, кто рискнет заикнуться и авторитетно сообщить, что в них слишком много углеводов.

Окрыленная, я летаю по квартире, одновременно ставя чайник, натирая вафельным полотенцем квадратные черные тарелки и расставляю перед нами с Громовым блюдца с чашками. Внутри привычно становится тепло, грядущие контрольные видятся пустяком, а обещание получить по ним высший балл больше не кажется таким уж невыполнимым.

Во время следующего забега между столом и холодильником Шилов настойчиво пытается оборвать мне телефон, но я отказываюсь поднимать трубку, переводя гаджет в беззвучный режим. В конце концов, я могу давно уже сладко спать, или нежиться в ванной, или отрываться в ночном клубе и не слышать заунывного рингтона.

– У вас когда-нибудь что-нибудь с ним было?

Лучившиеся светом еще пару секунд назад глаза Тимура темнеют, и меня будто затягивает в ледяной шторм. Тело покалывает миллионом острых иголок, и хочется как можно скорее откреститься и от Кирилла, и от тех немногочисленных парней, с которыми я, действительно, встречалась. Но я пересиливаю себя  и шагаю навстречу Громову, дожидаясь, пока его сильные руки притянут меня к себе и обовьются кольцом вокруг талии.

Я зарываюсь пальцами в его волосы и неспешно скольжу по крепкой шее прежде, чем устроить ладони на его широких плечах.

– Ревнуешь? – безошибочно считываю чужие эмоции, заметив и небольшую складку, прочертившую высокий смуглый лоб, и сжавшиеся в тонкую линию губы. И замираю на миг, услышав резкое жесткое.

– Да.

Именно это меня покоряет в Громове. Его честность, его бескомпромиссность, и совершенно очаровательное в своей наглости умение швырнуть правду в лицо. Как и ореол окутывающей его силы, которой хочется подчиниться.

И именно поэтому я позволяю Тимуру усадить себя на колени и вместе с ним тону в жаляще-жадном поцелуе, который утверждает права Громова на меня. И клеймит так, чтобы никто больше не приближался к Авериной на расстояние ближе, чем тридцать метров, а лучше – пятьдесят.

– Нет. У нас ничего никогда не было с Шиловым, – нехотя отстранившись от Тимура, я с трудом перевожу сбитое дыхание и до сих пор млею от уверенно-страстных прикосновений, будящих табун мурашек вдоль всего позвоночника. Прижимаюсь губами к чужой щеке и вдруг понимаю, что ревность Громова льстит моему самолюбию.

Она терпкая, хмельная и, на удивление, приятная.

– Наверное, мне пора ехать, – сипловато произносит Тимур, продолжая выводить витиеватые узоры между моих лопаток, а мне совсем не хочется его отпускать. Поэтому я только теснее прижимаюсь к его мускулистой груди и резонно замечаю.