– Что случилось? – спросил он.

– Я наступила на осколок стакана, и он вонзился мне в пятку.

– Как неудачно.

– Да. Неудачно. Петер, кому-нибудь приходили новые странные сообщения?

– Насколько мне известно, нет.

– О’кей. Держите ухо востро. Мне надо знать, если вокруг «СМП» будет происходить что-нибудь необычное.

– Что вы имеете в виду?

– Боюсь, что какой-то псих, рассылающий зловредные сообщения, избрал меня в качестве жертвы. Поэтому мне надо знать, если вы вдруг уловите, что происходит что-то странное.

– Типа сообщений, полученных Эвой Карлссон?

– Что угодно необычное. Я уже получила кучу дурацких сообщений, где меня обвиняют в самых разных вещах и предлагают совершить со мной разные извращенные действия.

Петер Фредрикссон помрачнел.

– Как давно это продолжается?

– Пару недель. А теперь рассказывайте. Что у нас будет завтра в газете?

– Хм.

– Что значит «хм»?

– Хольм и руководитель юридической редакции вступили на тропу войны.

– Вот как. Почему же?

– Из-за Юханнеса Фриска. Вы продлили ему срок работы и поручили готовить репортаж, а он не хочет рассказывать о чем.

– Он не имеет права рассказывать. Это мой приказ.

– Он так и говорит. Поэтому Хольм и руководитель юридической редакции на вас разозлились.

– Понятно. Назначьте на три часа встречу с юридической редакцией, и я им объясню ситуацию.

– Хольм довольно зол…

– А я довольно зла на Хольма, так что одно уравновешивает другое.

– Он настолько зол, что пожаловался в правление.

Эрика подняла взгляд. Дьявол. Мне надо браться за Боргшё.

– После обеда придет Боргшё, он хочет с вами встретиться. Подозреваю, что это заслуга Хольма.

– О’кей. В котором часу?

– В два.

Он начал пересказывать дневную докладную записку.

Во время обеда к Лисбет Саландер зашел доктор Андерс Юнассон, и она отставила тарелку с тушеными овощами. Он, как всегда, провел небольшой осмотр, но она отметила, что он перестал вкладывать в свои осмотры душу.

– Ты здорова, – заключил он.

– Хм. Ты должен тут что-то сделать с едой.

– С едой?

– Ты не можешь организовать мне пиццу или что-нибудь в этом роде?

– Сожалею. Бюджет не позволяет.

– Я так и думала.

– Лисбет, завтра мы будем подробно обследовать твое состояние…

– Понятно. А я здорова.

– Ты достаточно здорова, чтобы тебя можно было перевозить в тюрьму в Стокгольм.

Она кивнула.

– Я, вероятно, смог бы потянуть с переездом еще недельку, но мои коллеги начнут удивляться.

– Не надо.

– Точно?

Она кивнула.

– Я готова. Это ведь рано или поздно должно произойти.

Он кивнул.

– Тогда ладно, – сказал Андерс Юнассон. – Я завтра дам зеленый свет для транспортировки. Это означает, что тебя, вероятно, почти сразу перевезут.

Она кивнула.

– Возможно, это произойдет уже на выходных. Руководство больницы не заинтересовано в том, чтобы тебя здесь держать.

– Это понятно.

– Э… значит, твоя игрушка…

– Она будет находиться в дырке за прикроватной тумбочкой.

Она показала.

– О’кей.

Они немного посидели молча, а потом Андерс Юнассон поднялся.

– Я должен навестить других пациентов, которые больше нуждаются в моей помощи.

– Спасибо за все. Я твоя должница.

– Я просто выполнял свою работу.

– Нет. Ты сделал значительно больше. Я этого не забуду.

Микаэль Блумквист вошел в здание полицейского управления через вход с Польхемсгатан. Его встретила Моника Фигуэрола и провела в помещения отдела охраны конституции. В лифте они молча покосились друг на друга.

– Разве это разумно, что я показываюсь в полицейском управлении? – спросил Микаэль. – Меня кто-нибудь может увидеть, и возникнут вопросы.

Моника Фигуэрола кивнула.

– Здесь мы проведем только одно совещание. В дальнейшем будем встречаться в маленьком офисе, который мы сняли на площади Фридхемсплан. Отдел охраны конституции – небольшое самостоятельное подразделение, которое никого в ГПУ/Без не волнует. Мы находимся на другом этаже, чем остальная часть СЭПО.