— Поэтому я и обратилась к тебе. Моя задача максимум — чтобы Кира на постоянной основе жила со мной, а Макар виделся с ней по определенным дням. Я бы тоже хотела лишить его родительских прав, но я реалистка и понимаю, что это невозможно.

Андрей издаёт саркастичный смешок.

— Ты не реалистка, а оптимистка, потому что шансы на то, что суд оставит дочь жить с тобой близки к нулю. Твои дела очень плохи, Алиса, — серьезно заявляет.

Медленно выдыхаю.

— Я знаю и поэтому я пришла к тебе.

— Против тебя играет множество факторов, но самый главный — твоя дочь хочет жить с отцом.

— Суд обязан учитывать мнение ребенка, только если ему есть десять лет. А Кире еще нет десяти, — спорю.

— Да, но это не сильно тебе поможет. К тому же десять ей исполнится в следующем году, а я предчувствую, что ваш бракоразводный процесс займёт не один месяц. Вполне возможно, что девочке уже исполнится десять лет, и тогда суд учтёт ее мнение в обязательном порядке.

Возникает пауза. Я и сама все это понимаю. Да, мои дела очень плохи. Будь у меня хоть какие-то реальные шансы выиграть процесс, я бы не пришла к Андрею.

— Алис, максимум, на что ты можешь рассчитывать, это встречи с дочерью пару раз в неделю. Хотя твоя дочь и этого не хочет.

— Потому что Макар промыл ей мозги! — зло рявкаю.

Андрей устало выдыхает, мол, ну и дурдом. Откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди. Внимательно на меня смотрит.

— Думаешь, что я получила по заслугам? — горько хмыкаю.

Пожимает плечами.

— Думаю, что ты крупно влипла.

— Поэтому я пришла к тебе. Ты лучший адвокат по семейным делам.

— Но я не волшебник.

— Я верю, что ты сможешь выиграть дело.

— Хорошо подумай, какие у тебя есть козыри против мужа, потому что сейчас ты в полной заднице, Алиса. Начиная от того, что ты безработная и не имеешь регулярного дохода, и заканчивая тем, что твоя дочь не хочет с тобой общаться. Я уже молчу о том, что твоя дочь тяжело больна, а ты не можешь финансировать ее лечение, твои жилищные условия гораздо хуже, чем у мужа, и огромное количество свидетелей — школьные учителя, репетиторы, домашняя прислуга — говорят о том, что ты херовая мать. А, ну и ещё ты страдаешь алкогольной зависимостью, — на этой фразе Андрей усмехается. — Знаешь, вот никогда бы не подумал, что ты стала алкоголичкой.

Тираду Чернышова выдерживаю с гордо поднятой головой, хотя чувствую себя так, будто он ведром помоев меня облил.

— Ты бы никогда не подумал, что я стала алкоголичкой, потому что я ею не стала. Это гнусное враньё Макара. Школа на его стороне, потому что Макар делает щедрые благотворительные отчисления, в том числе директору в карман. Репетиторы и прислуга тоже материально зависят от Макара. Да, у меня нет работы и моя двадцатиметровая студия хуже особняка Макара. Но доход и жилплощадь родителя — не самые главные факторы, которые суд берет во внимание. Никто не мешает Макару давать Кире деньги и оплачивать ее лечение. Для этого необязательно, чтобы она жила с ним.

Я на взводе, потому что меня по какой-то причине задевает, что обо мне думает Андрей. Особенно вот это про алкоголизм. Неужели Андрей поверил? Я понимаю, что он обо мне не лучшего мнения после того, как я обошлась с ним в прошлом. Но верить в клевету об алкоголизме?

Чернышов выслушивает мой спич с максимально безразличным лицом.

— Я так понимаю, козыря против мужа у тебя нет, — не спрашивает, а констатирует. — Все, чем ты располагаешь, это фраза «Не виноватая я». Причём, никакими доказательствами она не подкреплена.

Молчу. Не хочу ничего на это говорить Андрею. По моему молчанию Чернышов делает какие-то свои выводы. Устало вздыхает.