- Да не за что, - пожал плечами Глеб, надевая солнечные очки. – Давайте я вас лучше сфотографирую.

Я протянула ему телефон с определенной опаской. По правде, у меня не было ни одной фотографии, которой я бы гордилась. За последние годы точно. При всех своих талантах Андрей абсолютно не умел фотографировать. На его снимках я выглядела лет на десять старше и килограммов на десять толще. И с печатью явной дебильности на лице. Не говоря уже о том, что это всегда была либо огромная кривая рожа на невнятном фоне, либо крохотный муравей в углу невнятного пейзажа. Но стоило мне сказать что-то неодобрительное в его адрес, начиналась истерика на тему, что он бог, а я элементарно не фотогенична.

Глеб сделал несколько снимков и вернул мне телефон. Посмотрев на то, что получилось, я по привычке чуть не заплакала. Только на этот раз потому, что глазам своим не поверила: эта красавица в голубом на фоне яхт и черепичных крыш – я?!

- Что, плохо получилось? – удивился Глеб, глядя на мое лицо.

- Нет, - пробормотала я. – Прекрасно.

И тут мне в голову впервые пришла простая мысль. А может, Андрей видел меня такой вот уродиной, поэтому и получалось настолько ужасно?

Или все дело в том, что сейчас от меня бьет током? Я почти не сомневалась, чем закончится этот день, и внутри все дрожало от предвкушения, смешанного с легким будоражащим страхом.

Метров через пятьдесят впереди показалась решетка и будочка кассы.

- Вы скачали пробную версию городской стены Дубровника, - сказал Глеб, вытаскивая из кармана кошелек. – Срок ее использования подошел к концу.

- А сколько стоит полная?

- Не все ли равно? – он купил два билета, и мы пошли дальше.

- И какой четвертый? – поинтересовалась я, когда Глеб остановился, глядя вниз, на гавань.

- Четвертый что? – он с недоумением повернулся ко мне.

- Язык. Вы сказали, что знаете еще три, кроме финского. Английский, хорватский – и?

- Шведский.

- Ого! – завистливо вздохнула я, пододвинувшись поближе к нему и ожидая непонятно чего. – А я только английский, да и то плохо. В университете учила два семестра сербо-хорватский, но ничего не помню.

Глеб посмотрел на меня с удивлением.

- Вы филолог?

- Да, русист. Заочное окончила. Правда, работаю все равно не по специальности. В страховой компании.

- Мой отец был филологом, - Глеб нахмурил брови, как будто вспоминать об отце ему не очень хотелось. – Четыре языка в совершенстве и еще на трех мог общаться. Видимо, я в него, легко дается. Правда, только на практике. Английский учил в школе и в институте, но знаю хуже всего. Извините.

Он достал телефон, набрал номер, долго ждал и отключился, когда услышал ответ оператора – видимо, о том, что абонент не отвечает или недоступен. Как будто и так было не ясно. Пробормотав что-то себе под нос, Глеб убрал телефон и пошел вперед. Я – за ним, и настроение сразу упало на несколько градусов.

Впрочем, через пару минут Глеб обернулся ко мне – и словно стряхнул с лица мрачное выражение. Мы сделали по стене полный круг, и, пока шли, он рассказывал обо всем, что можно было разглядеть сверху, не хуже профессионального экскурсовода. Спустившись вниз, мы оказались на узенькой, около метра шириной, улочке, которую, тем не менее, разделяла надвое выложенная светлым камнем полоса.

- Видите, осевая, - на полном серьезе сказал Глеб. – Причем даже не сплошная. Можно обгонять.

Я фыркнула и чуть не наступила на кошку – наглую хорватскую кошку, которая сидела и вылизывала заднюю лапу с растопыренными пальцами.

- Так умеют только кошки и девушки, - заметил Глеб. - Ника, вы умеете?