— А квартира?
— Что квартира?
— Вы попросили маму её продать и взяли деньги с её продажи. Зачем? — задала я прямой вопрос, который вертелся у меня на языке с самого начала разговора.
Владимир нахмурился. Значит, я права…
— Нина рассказала? — спросил он.
— Нет. Она не хочет со мной об этом говорить.
— Сама догадалась, выходит.
— Сама.
— Так может и не стоит лезть в эти дела, Кристина? Раз мама тебя в них не хотела посвящать. Дай ей возможность самой разобраться с этим.
— То есть, вы мне тоже об этом не расскажете?
— Нет, извини, — глянул на меня он. — Есть вещи, которые касаются только взрослых.
— Но это и меня касается! — вспылила я. — Мне через год уже восемнадцать! Может быть, я захотела бы съехать отсюда в свою квартиру, чтобы вам же с мамой не мешать. Но вы её зачем-то продали.
— Ты нам нисколько не мешаешь, — поднялся на ноги Владимир. Он явно был намерен неприятный для него разговор завершать. — Дом большой, места тут хватит и вам с Динкой, и даже вашим мужьям, когда таковые найдутся. А через год — будет через год. Ты зря раньше времени волнуешься и придаешь этой продаже квартиры слишком много смысла.
— Но это была моя квартира, — стояла я на своём. — Как минимум половина была там моя. Как вы вообще меня оттуда выписали?
— Пусть это останется моим маленьким секретом, — заявил он. — Кристина, мне больше нечего тебе сказать по этому поводу. Тебя это не касается — извини. Разговор закрыт. Кстати, насчёт учёбы, — остановился он у двери. — Ты будешь переведена в школу, где учиться моя дочь. Так вас удобнее будет возить, обучение там не в пример лучше, да и твоя школа отсюда очень далеко. Уже поздно. Я иду спать, и тебе советую. Доброй ночи.
— Что? Но…
— Это тоже не обсуждается, — оборвал он меня, предвидя новый спор уже по поводу школы. — Твоя мама на всё согласилась за тебя, и документы из старой школы мы уже забрали. Больше ты там не учишься. Всё, доброй ночи.
Мужчина, явно тоже разозлённый этим разговором, стремительно покинул кухню, бросив свой недопитый чай. Я осталась одна в тишине кухни, а кровь так и стучала в висках. Сердце билось так, словно сейчас грудь пробьёт.
Я что — буду еще и учиться среди этих мажоров, которых презираю за их снобизм? Которые никогда меня не поймут и не примут? Зачем? Это же будет ужасно, я знаю! А главное, отказаться действительно не выйдет. Пока за меня всё решает мама и он, всё будет так, как скажет Володя…
Спешно выпила воды прямо из-под крана, чтобы хоть немного успокоиться.
Ничего мне не сказал. Значит, есть что скрывать. И мне если нужно легко по носу даст, как сегодня. Не нравится мне всё это…
28. 27.
Я молча поплелась в свою новую комнату. Бесцельно походила из угла в угол и решила лечь спать. Хотя уснуть у меня не получалось.
Меня накрыла какая-то депрессия от бессилия. Тихая ярость, не имеющая выхода.
За меня всё решили. Абсолютно всё, ни о чём меня не спросив. Да, конечно, Владимир прав, моя школа отсюда далеко, но я надеялась, что мы найдём какой-то выход, ну или хотя бы моего мнения сначала спросят, в какую школу мне ходить. Но мама уже забрала мои документы. Забрала, и ничего мне не сказала.
Я долго ворочалась в кровати, пока наконец не забылась тревожным сном, но утром, едва я открыла глаза, всё обрушилось на меня с новой силой: я в новом, чужом для меня доме, я пойду в новую, чужую мне школу, и теперь живу в чужой семье со ставшей внезапно чужой для меня мамой…
К завтраку спустилась разбитой и невыспавшейся. С тоской поглядывала на маму, которая, конечно, заметила мои взгляды, но при Владимире говорить ничего не стала. Но едва он уехал, и мы остались одни, то обратила своё внимание и на меня.