Что же он такое наговорил и наобещал ей, если моя мама, такая всегда рассудительная, вдруг согласилась на такую глупую не побоюсь этого слова аферу?

Однако со мной она говорить на эту тему отказывалась, и более того — мы ссорились, что вообще бывало у нас очень редко…
Уже эгоистично начала думать, что мама меня больше не любит. Она вырастила меня, захотела женского счастья и решила любить Владимира. Словно бы её сердце способно любить только кого-то одного, и моё время вышло, более для меня места там не нашлось.

Мама, конечно, интересовалась как и раньше всеми моими делами, но что-то в ней безвозвратно изменилось. Она словно стала дальше от меня, зарылась в чувствах к Завьялову…
И как на это всё реагировать я совсем не понимала. Мне просто было горько и грустно от этого, и предстоящая жизнь в доме Владимира не радовала тоже, а даже словно сулила какие-то несчастья. Хотя, может, я себя и накручивала зря — просто мне не нравится “Володя”, и я отношусь к нему в принципе предвзято.

Но мама всё уже решила и сделала, и мне не остаётся больше ничего, кроме как подчиниться и ехать вместе с ней. Другого варианта у меня нет — мне ещё целый год учиться в школе, нужно готовиться к экзаменам, где же мне ещё это делать? Не на улице же…

Всё вышло, как захотела мама: вещи были собраны, а мы вместе с чемоданами вышли за дверь. Какие-то молодые люди вместо Владимира помогали нам снести вниз чемоданы и запихать их в багажник машины.

Мама закрывала ключом нашу квартиру, которая больше нам не принадлежит по документам, а мне всё казалось, что она закрывает на ключ нашу с ней спокойную жизнь.

— Ты уверена, что правильно поступила? — спросила я, чувствуя, как почему-то бешено бьётся сердце, в груди поднимается паника, а на глазах выступают слёзы.

— Кристин, — повернулась ко мне мама, убирая ключи в сумочку. — Ты опять начинаешь? Мы же с тобой всё уже обсудили. Пойдём, нас ждут.

— Обсудили, — снова начала закипать я, не обращая внимания как слёзы от обиды скатываются сами по себе по моим щекам. — Ты сама всё решила за нас обеих. Это был твой выбор. И Володи. Меня ты не спрашивала.

— Потому что ты, радость моя, ещё несовершеннолетняя, и решать такие вопросы, как квартирный, всё равно не в состоянии. Вот наступит тебе восемнадцать, купишь квартиру и будешь там решать уже, что и как с ней делать.

— Мам, ты словно на другом языке со мной говоришь…

— Пойдём, — взяла она меня за локоть и повела к лестнице. А мне так тяжело было отсюда уходить, зная, что я больше никогда, никогда сюда не вернусь. Мне было это больно. Я словно шагала в пропасть, а не по лестнице вниз. — Ну чего ты плачешь, глупая? Всё будет хорошо. Неужели твоя мама тебя бы бросила?

Да вот я и не знала, что тут может быть хорошего…

Чем же ты мама, руководствовалась, отдавая Владимиру деньги за нашу квартиру?

И что из этого может выйти хорошего, тоже не понимала.

— Ну а мебель? — спросила я, следуя за ней по ступенькам. Она вела меня за руку, словно я могу передумать и остаться жить в подъезде. — Они всё выкинут…

— Пусть, — пожала плечами мама. — Этой мебели уже столько лет… Могут выкинуть, если хотят, или пользоваться. А у нас с тобой, милая, совсем другая жизнь начнётся теперь. У нас будет новая, красивая мебель, вот увидишь…

Я покосилась на маму. Владимира ли она любит, или же жажда роскоши ей совсем разум отключила? Она всегда мечтала жить богато и красиво. Теперь её мечта сбывается. Только за всё в этой жизни надо платить. Даже страшно представить какова будет цена её желания… И сдаётся мне, что платить за него мы будем обе.