– Хочешь потрогать? – хищно оскаливается Брагин.

– А к-как же баня?

– Ты права. Пойдем.

Арсений обматывает бедра полотенцем, но Мане сделать то же самое не дает. В парной, являющейся частью дома, сам опускается на лавку, но Мане сделать то же не позволяет. Та неловко переминается с ноги на ногу и недоуменно на него глядит. На уровне его глаз – ее нежный бархатистый животик и прикрытый кружевом треугольник.

– Трусики нужно было снять, – назидательно замечает Брага. Поддевает большими пальцами резинку, спускает вниз. Марфа хватает ртом влажный, как кисель, воздух. Вцепившись в плечи Браги пальцами, отрывает от пола ногу, позволяя избавить себя от белья, и только. Но у Арса на этот счет несколько другие планы. Он обхватывает ее тонкую щиколотку, тянет вверх и ставит стопой на лавку. Маня бьется, всхлипывает, но он не дает ей выкрутиться. Это все ужасно порочно. И поза, и то, как он смотрит… на открывающийся его стараниями бутон. И тем более, как неумолимо он трогает нежные лепестки, а те лишь еще сильней набухают под его взглядом и пальцами.

– Садись. – Трясет головой, будто сбрасывая пелену морока.

Она не садится. Она со всех ног падает. Сердце как ненормальное колотится в груди. Ей до слез неловко, он видит… Но в то же время…

– Ох, маленькая, не смотри на меня так.

– Почему? – хнычет, капризно поджимая красивые губы.

Тук-тук… Стучит кто-то в дверь.

– Вот поэтому, – не то чтобы весело усмехается Брага. – Массаж, помнишь? Давай, беги в душ. И на стол. Халат висит на выходе из парной.

Уже лежа на столе массажиста, Арс к своему удовольствию понимает, что когда дело касается сексуальных игр, Манина дурь куда-то девается. Совсем неискушенная, она, тем не менее, ведет себя самым правильным образом из всех возможных. Подчиняется… Вообще во всем. И так от этого кайфует, что… Ладно. Он не станет больше спрашивать, как Марфа при таких вводных осталась девочкой. В конце концов, она ясно дала понять – дело в нем. Почему бы на этом льстящем, в общем-то, предположении и не остановиться? Брага здесь не для того, чтобы решать какие-то глупые ребусы. Он свое получит, а после… все его нынешние вопросы утратят смысл.

Массаж заканчивается. Они переходят в купель, садятся друг напротив друга. За спинам – тайки, делающие массаж головы. Кайфово. Непонятно только, почему Маня хмурится. И смотрит так… будто ей это очень не по душе. И тут до Арса доходит, что…

– Манюня…

– М-м-м?

– А что наука думает по поводу ревности?

– Понятия не имею. Я не интересовалась.

– А-а-а… – усмехается Брага. Все же врать Марфа не умеет категорически. – Спасибо. Достаточно, – обращается к тайкам. Те, улыбаясь, качают головами и, собрав все свои манатки – какие-то масла, мешочки с травами, скрабы, споро удаляются. Как только за ними закрывается дверь, Марфа поднимается из купели.

– Не так быстро, – усмехается Арс. – Мне кое-что еще не размяли.

– Какое упущение! – сощуривается Марфа. – Так ты бы вернул этих… массажисток.

– Ревнуешь?

– Вот еще.

– Ревнуешь. Это ничего, я тут вычитал, знаешь ли, что самки шимпанзе тоже конкурируют за лучшего самца в стае.

– И о чем мне должна сказать эта информация?

– Ну, во-первых, о том, что я тоже порой интересуюсь наукой, а во-вторых, она должна показать тебе, что в ревности нет ничего плохого.

– Серьезно? Сразу видно того, кто не читал Трахинянок.

– Трахи… кого?

– Трахинянок. Это трагедия Софокла. О нем-то ты слышал, надеюсь?

Ну, вот как? Как ей удается каждый раз оставлять за собой последнее слово?

– Слышал-слышал. Вот так сядь…

– Или, допустим, жена Зевса Гера. Ты в курсе, сколько жизней она загубила из ревности?