Открываю рот и планирую рассказать Матвею обо всем, но не решаюсь. Нам итак предстоит встреча не из приятных, лучше после поговорим. Не стоит портить брату настроение своими проблемами.

И ведь насчет тягостных посиделок я не преувеличиваю. Дом нас встречает натянутой атмосферой. В роскошном особняке на три этажа, который больше напоминает обитель каких-нибудь герцогов, отец любит викторианскую эпоху, поселилась тишина. Мы идем с Матвеем вдоль пустых коридоров, где все настолько помпезно и дорого, что страшно вздохнуть.

Например, вазы, купленные на аукционах папой, которые стоят на подставках вдоль стен или картины в золотистых рамках. Одна из них могла бы послужить хорошим капиталом для бедствующей семьи. Я никогда не понимала тягу отца к таким вещам, но нас не спрашивают об этом.

У входа в обедню, для общих сборов у нас есть специальная комната с большим дубовым столом и такими же массивными, жутко неудобными и тяжелыми стульями, брат берет меня за руку. Мы обмениваюсь теплыми улыбками, и переступаем порог. Отец сидит в центре стола и читает на планшете новости, с видом серьезного политика, мама разглядывает новые бокалы, которые ей привезли подружки из Италии. Сама она редко выезжает, да и подружками тех дам, откровенно говоря, назвать сложно. Просто в высшем обществе принято с кем-то поддерживать контакты, дарить друг друга так называемые презенты. Мама пытается соответствовать ожиданиями, как и я собственно.

– Ма, – Матвей подходит к родительнице первый и целует ее в щеку. Она треплет его по волосам и задерживает на секунду усталый, но любящий взгляд.

– Хорошо выглядишь, сынок.

– Ты тоже, мам.

– Слышал, вы проиграли матч, – папа в типичной манере не здоровается, сразу переходит к дело. Я берусь за спинку стула, пытаюсь отодвинуть, а он со всей своей тяжестью как обычно не особо поддается. Как же я ненавижу эту мебель.

– Так получилось, – понуро склонив голову, отвечает Матвей. Затем помогает мне со стулом и садится сам рядом. К нам подходит прислуга, наливает всем сок, кроме мамы, она пьет вино.

– Как может “получится”? – кривит губами отец. Он щелкает пальцами и молодая девушка, их имена я перестала запоминать, уж больно часто они меняются, подбегает к хозяину дома. Она наклоняется, получает указания и тут же начинает накладывать мясо всем на тарелки. Свинину… Я не люблю свинину, а отец обожает. У мамы больная поджелудочная, ей запретили, есть свинину, при этом она есть, потому что муж так хочет. Мы должны поддерживать главу семьи, даже в таких нюансах.

– Это игра, пап, – спустя минуту говорит Матвей. – Ее невозможно рассчитать.

– Поэтому я и говорю, что футбол – пустая трата времени.

– Для тебя, не для меня, – не унимается брат. Я вижу, как он сжимает вилку, и как на его скулах начинают ходить желваки.

– В нашей семье нет ничего для тебя или для меня, – поправляет папа. Он с удовольствием кладет в рот кусок мяса, есть его с наслаждением, тогда как мама давиться. Мне искренне жаль ее, я не помню, когда она последний раз смеялась, наслаждалась чем-то.

– Футбол – это мое будущее, – Матвей отодвигает тарелку и тянется к салату.

– Попробуй сперва мясо, – настаивает отец.

– У нас диета, не положено есть свинину.

– Попробуй, у меня новый повар.

– Свинина очень жирная, пап, – сопротивляется Мот, и я понимаю, вот-вот вспыхнет конфликт.

– Матвей, твое хобби…

– Это не хобби, пап, – брат выпрямляет спину и смотрит на отца взглядом: “перестань лезть в мою жизнь”.

– Пап, мясо вкус… – хочу попытаться сгладить углы, не хочется лишний раз наблюдать за скандалом.