Он обхватывает мою талию большими, горячими ладонями, и я легко взмываю в воздух — приземляюсь на твердую поверхность, юбка задирается и бедра холодит влажная, гладкая поверхность.

Он заглядывает мне в глаза, при этом распихав мои колени по сторонам и вклинившись корпусом между бедер.

— Какая же ты красивая, Конфетка, — хрипло выдыхает мне в губы и впивается в них жадным поцелуем.

Сегодня у меня замедленные реакции. Я почти не отвечаю на поцелуй, и его это злит. Парень укладывает мне на затылок ладонь и надавливает на зубы языком. Я закрываю глаза и представляю, что меня целует Ванечка. Я почти чувствую его запах: что-то горьковато-терпкое. А еще в его аромате есть что-то пороховое, так пахнут пистолеты. У меня рот наполняется слюной, встают соски под топиком, больно трутся о ткань.

Он рывком задирает мой топ почти до шеи и втягивает в рот сосок, посасывает его и покусывает. Я отклоняюсь назад, выгибаю спинку, скребу ногтями гладкий фаянс раковины, край которой впивается в копчик.

— Странная у тебя татушка, — его голос вырывает меня из приятной иллюзии. — Что значит?

«Кассиопея», — звучит Ванин голос внутри моей головы. — Неважно, — убираю его руку от себя и накрываю небольшой участок кожи под грудью, там, где сердце, ладонью, пытаясь защитить то, что не принадлежит никому, только мне.

Отталкиваю его от себя, со всей дури пихнув ладонями в грудь. Откуда только во мне взялось столько силы, чтобы стокилограммовый мужик влетел спиной в стену? Просто он задел меня за живое. Я ни с кем не собираюсь делить то, что только его и мое.

Соскальзываю на пол, оправляю одежду и иду мимо него прочь.

— Эй, — ловит мое запястье, легонько сжимает его, — туалет для тебя место не особо подходящее, да? Так поехали ко мне? У меня дом загородный большой.

Смотрю на него, улыбаюсь, пытаюсь унять подступающую к горлу тошноту.

— С камином и вином, да? — спрашиваю, усмехнувшись.

— Камин затопим, — протягивает удивленно. — В плане алкоголя у меня бар, выбирай, что хочешь.

— И мы будем одни? — прищуриваюсь я и выкручиваю запястье из его пальцев.

— Конечно, — кивает, застегивая брюки. — А ты как думала?

— У тебя, что друзей нет? — провожу кончиками пальцев по гладко выбритой щеке.

— Есть, а что? — хмурит пушистые брови и смотрит на меня как на больную. А хотя… такая я и есть.

— Да ничего, — пожимаю плечами. — Вот к ним и езжай.

Дергаю дверь и выхожу из туалета.

— Ты куда, Конфетка? — летит в спину недоуменное.

— Конфетка сегодня вышла из чата, — проговариваю тихо, а может, и вовсе про себя.

Громко стуча каблуками, почти перебивая этой барабанной дробью фоновую музыку, иду к бару.

— Дайте бутылку мартини, — бросаю я бармену. — И дозатор открутите. Я возьму с собой.

Бармен улыбается мне, пока я подчищаю размазанную помаду, глядя над его плечом. Мое отражение мутное, искаженное, наплывающие на бутылки. Такое же, как мое исковерканное нутро.

— Что-то еще? — спрашивает он, поставив передо мной голубоватую бутылку.

— Нет, — кладу на стойку купюру. — Сдачи не надо, спасибо.

Я беру мартини и на ходу вызываю в приложении такси.

Я хочу залезть в теплую ванну и провести время с ним. И пусть Ваня только в моей голове, и я ласкаю себя сама. Я часто провожу так вечера в своей халупе. Мне с ним воображаемым лучше, чем со всеми ними реальными.

Я устраиваюсь на заднем сиденье такси и откупориваю бутылку. Делаю большой глоток и чувствую, как щеки жжет влагой. Иногда мне кажется, что я бы всю свою никчемную жизнь отдала за один день с ним. Тот день, в котором бы я была для Вани той самой единственной, его бриллиантом.