Я вновь продолжил диктовать темы, но к разговору прислушивался.

- От меня каждый день им пахнет, - пробормотала Анна, разворачиваясь, и продолжая писать. А затем добавила, совсем тихо, но я услышал, - и ты никогда прежде не нюхал.

Только потом до меня дошло, что это было. Ее муж просто увидел, что его жена смотрит на другого – и решил публично заявить на нее свои права. Детский сад, ей-богу! Как будто я не смогу увести женщину от того, что ее на моих глазах целовал другой! Я знал, что не смогу увести женщину, только в том случае, если она сама этого не хочет. И для того целовать, обнимать, нюхать и облизывать ее нужно дома.

Анна… было в белокурой девушке что-то, заставляющее меня вновь и вновь возвращаться мыслями к ней. Никогда не позволял себе подобного со студентками, пресекал любые попытки сблизиться на корню… И вот, пожалуйста – одну собираюсь затащить к себе домой этим же вечером.

Мне нужно узнать у нее, зачем решила напиться, да еще в воскресенье. Почему не суббота, когда можно отсыпаться весь следующий день?! Значит, это не ради веселья, значит, была причина. А отсутствие кольца на пальце говорит само за себя.

И ведь я четко понял, что Анна соврала по поводу пиджака. Забыла про него с похмелья, пот и все! Но притворился будто верю, чтобы у меня был повод увидеть ее вечером…

Я хмыкнул про себя, выходя из класса. Сейчас летучка с преподавателями, две встречи со спонсорами, из-за чего опять пропущу обед, затем две лекции у вечерников… И только потом домой, где еще предстоит проверять доклады. Интересно, Анна успеет принести пиджак до того, как я закончу работу?

Я знал, что буду ждать ее прихода. Потому что у меня есть к этой студентке пара вопросов, на которые я обязан получить ответы. Особенно после произошедшего ночью.

5. Глава 5

Я вошла в пустую квартиру, бросая сумку на полку в коридоре, и облегченно вздохнула.

Дома. Наконец-то дома. Как тяжело, оказывается, дается учеба с похмелья. Так, сейчас быстро прибрать беспорядок, душ, ужин, и…

Войдя в комнату, сразу наткнулась на неубранную с утра кровать, и торчащий рукав пиджака из одеяла. К щекам хлынула кровь – Боже, он же измят так, будто на нем слоны всю ночь топтались! И как мне такое относить Разумовскому?!

В ужасе заметалась по комнате, попеременно хватая пиджак, утюг, гладильную доску, и с грохотом повалила последнюю на пол. Выматерилась – надо сказать Саше, что неудобно она тут встала, вечно приходится перетаскивать, чтобы подключить к розетке… А затем замерла, вдруг ясно осознав – Саша больше не вернется сюда. И доску я могу ставить как хочу, хоть даже перетащить ее к телевизору из спальни.

Злая на себя за мысли о почти бывшем муже, схватила ни в чем не повинную гладилку, и поволокла в зал. Пусть теперь стоит тут, мне так удобно, и мешать никому не будет! Это же Саше не нравилось, что она на виду у гостей…

Ну вот, опять! И чего мыслям в голове не живется спокойно?! Долго, интересно, я буду по привычке думать о Саше, и его удобстве в нашей общей (а теперь уже моей) квартире?

Раздосадованная не понятно на что, я установила нужную температуру, выгладила пиджак, и повесила на широкие плечики. Так и унесу Разумовскому вечером, а пока займусь уборкой.

Следующие два часа я, включив погромче музыку, старательно выкидывала старые вещи из кладовой, куда раньше мне входить запрещалось. Истинно мужская обитель – стремянка, куча коробочек с гвоздями, старые шнуры и инструкции от электроприборов, неработающие зарядки, батарейки, лампочки (даже перегоревшие!), и еще много всего хранилось тут (на всякий случай), и дико бесило мою привыкшую к организованности натуру.