― Не строй из себя обиженку. Ты знала, зачем здесь.

― Клянусь, вам будет стыдно, ― произнесла дрожащим голосом и, одернув руку, прошла к выходу.

Сапоги, пальто, и в следующую секунду я захлопнула за собой двери и от обиды громко расплакалась.

Более униженной я себя ощущала только после секса с Тимуром.

Забежала в лифт, опустилась на первый этаж и только там поняла, что не взяла с собой абсолютно ничего. Ни телефона, который, к слову, наверняка уже разрядился, ни документов с деньгами, ни даже просто ключей от своей квартиры. Все осталось в шкафу у Димы.

Какая же я глупая дурочка, повелась на Воскресенского, который мог просто залить мне в уши о том, что я его. А сам… Вон, даже его отец в курсе, как часто сын меняет девушек.

Прислонившись к стене, я ладонями прикрыла глаза и снова всхлипнула. Как же мне все это надоело. Надоело быть униженной, зависеть от кого‐то, надоело постоянно терпеть всякие гадости. За что мне это?

― Эй, девица, ты чего? От Воскресенского, что ли? Не знала куда идешь? ― я оторвала руки от лица и посмотрела на вахтершу, которая тоже не стеснялась в выражениях.

― Да идите вы все к черту вместе со своим Воскресенским! ― зло прорычала я и выбежала из подъезда.

Как же противно от всего этого!

Стоило мне оказаться на улице, как в лицо ударил холодный ветер вместе с колючими снежинка. Я зажмурилась, всхлипнула и пошла в сторону дороги. Зачем я туда шла, не знаю, но стоять на одном месте тоже было не лучшим вариантом. Хотя с какой стороны поглядеть. В идеале лечь на землю, замерзнуть и умереть. Все равно никто не вспомнит.

Совсем скоро мои слезы начали превращаться в ледышку. Зуб на зуб не попадал и наверняка губы уже посинели от холода. Мне просто хотелось орать от боли и беспомощности. Но какой в этом смысл, если даже родному человеку на меня плевать.

Споткнувшись, я рухнула на землю, больно ударившись подбородком. И не сдержавшись, кулаком ударила по покрытому снегом асфальту. Перевернулась и спиной завались на землю. Плевать. На все плевать. Я хотела умереть. Ведь завтра меня ничего не ждет.

К мамочке хочу. К единственному человеку, кто меня когда‐то любил.

К мамочке.

Резкий рывок за пальто, и я делаю глубокий вдох, словно вынырнула из‐под воды. Распахнула глаза, и мир перевернулся.

― Идиотка, ты что творишь? С ума сошла, дура?

― Я еще не умерла?

― Я тебя сейчас сам убью, больная. Нахер ты свалила из дома и лежишь на земле? Жить надоело?

― Надоело.

― Бл*ть, когда же уже все будет нормально? Зачем ты создаешь сейчас проблему? Все же было хорошо ночью.

― Может, потому что я твоя очередная шлюха?

― Шлюха? ― вдруг задумчиво произнес он. ― Ты не шлюха, ты дура.

Он перехватил меня за руку и поволок в сторону подъезда. А я и не заметила, как вернулась сюда.

― Дима, не надо.

― Что не надо? Ты замерзла, вся синяя от холода.

― А ты обо всех своих подстилках заботишься?

Он резко развернулся и схватил за лацканы пальто. Надо же, мои волосы превратились в сосульки.

― Что произошло? Почему ты сбежала из квартиры?

― Я не сбегала, ― ответила дрожащим голосом, понимая, что снова счастье не на моей стороне. Не удалось мне умереть в сугробе.

― Пошли. Дома все расскажешь.

Дима снова потащил меня к подъезду. У меня больше не было сил упираться. Все тело замерзло, и мне просто хотелось рухнуть на землю. И уже в квартире, ощутив невероятное тепло, я не удержалась и рухнула на пол.

― Да чтоб тебя, Настя! Ты же могла сломать что‐нибудь.

Я разлеглась звездочкой, чувствуя под собой теплый пол.

― Димочка, зачем я тебе? Ну умерла бы, никто бы и не вспомнил.