Однажды Лошадь позвонил и вместо разговоров о Блоке или Рильке сразу ляпнул:

– Прикинь, у меня какие-то прыщи на залупе.

Рыба посоветовал Лошади обратиться к венерологу и быстро замял разговор. Ему было противно до тошноты. Он был молодоженом. До взаимных измен им с женой оставалось еще лет семь или восемь. Их жизнь казалась Елисею сияющим храмом чистоты. Даже по телефонному проводу нельзя было пускать в этот храм дурные болезни. С тех пор, видя по определителю номера, что звонит Лошадь, Елисей не брал трубку. Примерно год спустя Лошадь перестал звонить. Елисей думал – спился насмерть. Иногда вспоминал потерянного приятеля. Иногда терзал себя поисками своей вины в печальной судьбе Лошади. Но уж никак не думал, что Лошадь доживет до пятидесяти лет.

И вот он – Лошадь. Тискает Елисея в объятиях и колошматит огромными ручищами по плечам, будто выколачивает пыль.

– Ёптыть, как ты? Где ты? Откуда ты?

– Нет, уж лучше ты рассказывай, я думал, ты сбухался насмерть.

– Чой-то я сбухался? Намекаешь, что у меня проблемы с алкоголем?

– Это не более чем осторожные полунамеки, – улыбнулся Рыба.

– Не-ет! – Лошадь запустил руку в свой пакет и выудил еще банку пива. – С алкоголем у меня проблем нет. Вот без алкоголя проблемы. – Банка чавкнула, открываясь. – Будешь пиво?

Елисей старался, чтобы его тон соответствовал жанру «встреча старых друзей», но на самом деле сразу почувствовал, что если и тосковал, то по тому тринадцатилетнему Ване, придушенному канатом, а не по этому незнакомому дядьке с бородой. Но мало-помалу разговор у них наладился. Они вернулись ко входу в учебный корпус, сели на скамейку и принялись рассказывать друг другу, что с каждым произошло за тридцать лет. Лошадь придерживался все той же совершенной откровенности повешенного, и Елисей вскоре узнал следующее.

Мама у Лошади умерла так тихо и кротко, что пьяный сын обнаружил ее тело только на шестой день. Это его немного отрезвило. Еще немного отрезвило то, что к двадцати пяти годам неизвестно от кого Лошадь заразился вирусом иммунодефицита человека.

– Ого! – присвистнул Рыба. – И теперь как? На терапии?

– Да, все путем, нагрузка ноль, – Лошадь откупорил и опрокинул в горло еще банку пива.

Дальше Лошадь рассказал, что математикой больше не занимается, работает в институте Малевича вахтером сутки через трое и выпивает только после работы, то есть раз в три дня. А в остальные дни путешествует по старинным городам и монастырям.

– Бухаешь раз в три дня? – уточнил Елисей.

– Раз в три дня, но крепко.

– Это невозможно.

– Это, – Лошадь поднял вверх указательный палец, – многолетняя практика. Ну, или скажи мне, что бухаешь меньше! – Открылась четвертая банка, язык у Лошади уже слегка заплетался.

– Я бухаю больше, – согласился Елисей.

– Вот то-то! Поэтому поехали в Старицу, а? Ты бывал в Старице?

– Я не могу. У меня дочка.

– Что дочка? Нет, давай по порядку. Во-первых, что жена?

– Развелся.

– Это правильно.

Дальше Елисей рассказал старому приятелю, что занимается продвижением лекарств, что больше не женился, что дочка учится здесь в институте Малевича, а третьего дня лучшая ее подруга покончила с собой.

– Это беленькая такая твоя дочка? Глаша?

– Глаша. Ты ее знаешь?

– Знаю. И Нару ее я знал. – Лошадь немного помолчал. – Только она не покончила с собой. – Еще помолчал. – Ее убили.