Луиза семенила рядом, держась за мою руку. Мы дошли до ворот, помахали Игорьку и вышли за стену. Впереди синел лес, и девочка определенно тянула меня в ту сторону.

Малышка без умолку рассказывала о гномах, которых своими глазами видела летом на полянке.

Я решила немного прогуляться по дороге и вернуться в тепло минут через пятнадцать. Понятия не имею, сколько можно гулять с шестилетним ребенком.

У меня зазвонил телефон. Я сняла перчатку и приняла вызов:

– Охотникова.

– Евгения? У вас все в порядке?

Это был Сташевич.

Иосиф Леонидович казался непривычно возбужденным.

Я слегка занервничала – обычно юрист отличался завидным хладнокровием.

– А что у нас может случиться? Все в норме. Вот вышли на прогулку. Ситуация под контролем.

– Я имел в виду лично вас, – пояснил адвокат. – У вас все нормально?

Вот тут я удивилась. С тех пор как мне исполнилось восемнадцать – а надо признаться, это было давно, – никто не беспокоился обо мне. И не потому, что я так уж одинока или меня окружают сплошь черствые люди. Просто я привыкла сама справляться с проблемами.

– Рад это слышать. Я знаю, что на вас можно положиться, Евгения, но все-таки вы там поглядывайте…

– Ладно, Иосиф Леонидович, я удвою бдительность, раз вы так беспокоитесь, – сказала я наконец, мечтая прекратить бесполезный разговор.

Лу тащила меня вперед, как маленький и упорный оранжевый трактор. Мы уже почти дошли до леса.

– Расскажите, как Марина Эдуардовна перенесла оглашение завещания, – юрист перевел разговор на другую тему.

– А, вполне предсказуемо. Послушайте, вы не думаете, что она возьмет и натворит каких-нибудь глупостей? Мне кажется, у нее на уме какая-то гадость.

Я покосилась на Лу, но девочка не слушала.

– Не волнуйтесь, Евгения, у меня все под контролем, – усмехнулся адвокат. – Что бы там ни придумала эта женщина, у меня предусмотрен ответ на каждый ее предполагаемый ход.

– Тогда до встречи.

Я попрощалась и прервала связь.

Сташевич вел себя странно.

Может быть, адвокат просто стареет? Становится сентиментальным, начинает беспокоиться о вещах, которые раньше считал само собой разумеющимися? Еще год назад, когда мы работали вместе по делу Серебряка, юрист был жестким и сентиментальностью не страдал.

Девочка, пыхтя, тащила меня вперед.

– Эй, Лу, куда мы идем? – Я потянула малышку за руку. Та остановилась, глядя в землю. – По-моему, пора возвращаться. Как насчет мультиков? Пойдем, а то замерзнешь. Вон, у тебя уже нос посинел и сейчас отвалится.

Девочка уставилась на меня круглыми глазами, сдернула варежку и поспешно потрогала нос. С облегчением рассмеялась и сказала:

– Ты врешь! Врать нехорошо. Кто говорит неправду, будет как Пиноккио. У него нос вырос.

Теперь уже я схватилась за нос.

Малышка покатилась со смеху.

Я подумала, что, когда Луиза смеется, то выглядит вполне симпатичной. Надо почаще веселить девочку.

Но Лу тут же сделалась серьезной, потянула меня за руку и, когда я наклонилась, вполголоса проговорила:

– Пойдем, я покажу, где убили папу.

Я внимательно посмотрела на дошкольницу.

Может быть, девочка сочиняет? Или это такая игра – странная и очень неприятная?

– Откуда ты знаешь, где это случилось? – спросила я, старательно обходя главный вопрос: откуда вообще ребенку известно, что отца убили? Неужели кто-то рассказал малышке об этом?

– Я видела, – еле слышно проговорила девочка.

Так, приехали.

– Ты видела, как кто-то стрелял в твоего папу? – также тихо спросила я.

Вообще-то надо бы проводить допрос ребенка в присутствии психолога, но ведь нельзя упустить такой случай…