Посыл моим ребяткам нравится. И первые сорок минут пары они, перебивая друг друга, рассказывают всё, только бы занять мои уши и не дать раскрыть рот.

Хотя я, в принципе, не особо и возражаю. Как-то нет особого настроя нести сегодня важное, светлое, умное в массы.

Да и молодёжь понимаю, сама от них не так далеко в возрасте ушла. Конечно же, культурология – не самый нужный предмет для будущих финансистов и аналитиков, но раз в программу эти часы впихнули, а мне ставку выделили, то будем трудиться по мере сил.

Тем более, я их не особо напрягаю, а от широты и доброты души уже озвучила вариант быстрого и безболезненного получения «зачета» в декабре: посещать занятия, сидеть мышками и не подставлять меня перед начальством, ну и… а всё.

Даже опросы провожу в легком режиме, только чтобы плана работы придерживаться. Знаю же, что не особо они что-то читают из лекций, но хоть пишут, и то хорошо.

Так и пролетает рабочий день. А вечер коротаю, вновь мучая пульт и радуя дурацким видом Сямбеля. Даже гулять не иду, что часто практикую по вечерам, чтобы лучше спалось.

Среда копирует вторник. Отличие только в том, что рабочие часы начинаются не с утра, а с одиннадцати часов, зато длятся почти до восьми вечера. А новостные каналы по-прежнему играют в молчанку.

Зато в начале шестого утра в четверг меня ни свет, ни заря будит резкое пиликание телефона. И уже по его какому-то агрессивному вибрированию я догадываюсь, что услышанное точно не понравится.

Хотя, если задуматься, ну разве может сотовый звонить как-то по-особенному?

Нет, конечно.

А мой, оказывается, может.

Я смотрю на него, как на дурного вестника, и, сделав глубокий вдох и выдох, всё же снимаю трубку.

– Лина! Лина! Ты видела? – давится рыданиями абонент, которого по измененному слезами и всхлипами голосу я узнаю только спустя минуту. – Этого не может быть, Лина. Не может. Не может. Но… но это он. Я… я его узнала. Узнала! О боги! Как же так, Лина?

– Джастина, постарайся немного успокоиться и объясни всё толком, – прошу Кук, проглатывая приветствие, потому что оно в данной ситуации неуместно. – Кто он? Что я должна была видеть? И где?

– Пятый канал, там смотри новости. Я его опять вижу, – подвывая на одной ноте, выдавливает всегда жизнерадостная женщина. – При нем нет документов, но это он. Посмотри сама. Я… Мне надо им позвонить. Сказать, что я его опознала…

Последнее Джастина уже бормочет скорее себе, чем мне, а потом, скомкано предупредив, что перезвонит, отключается.

Скидываю одеяло, случайно тревожа спящего в ногах Сямбеля, на что тот поднимает голову и смотрит на меня с сонной обидой в глазах, и спрыгиваю с постели. Быстрая перебежка по холодному полу босиком, чтобы схватить пульт с журнального столика, стоящего в противоположном углу комнаты. Быстрый забег обратно. И шипение под нос, что экономные власти могли бы уже и включить отопление, а не морозить жильцов. Коммуналку же дерут круглогодично, жмоты.

Беспорядочно тыкаю кнопки пульта, пока не догадываюсь, что можно сделать все более оперативно, а потом…

– Просим всех, кто узнал этого человека или может сообщить какую-либо связанную с ним информацию, позвонить по телефону органов правопорядка 0110 или к нам на телевидение. Телефоны вы видите на экране, – четко выговаривает каждое слово диктор в то время, как на весь экран появляется фотография мужского лица с закрытыми глазами.

Но даже в таком виде я его узнаю.

Это Марко Милс.

А то, что фотограф пытался скрыть, направив объектив камеры немного сбоку, является по всей очевидности пулевым отверстием.