Хмурюсь, пытаясь сообразить, что это может быть, тянусь к кнопке экстренного выключения – не успеваю.

Мой любимый компьютер вспыхивает белым пустым экраном и гаснет, не подавая признаков жизни.

Сижу, еле дыша, и глупо хлопаю глазами. По спине ползет первая ниточка не страха, ужаса, но я заставляю себя верить, что это просто техника поломалась, а не… И все же паника побеждает. Оказывается, я слабее, чем предполагаю. Вытаскиваю флешку и, осмотревшись, не знаю, что с ней делать и куда прятать. Рука не поднимается разломать последнюю надежду на справедливость, ведь еще не факт, что меня могли отследить через инфосеть…

И всё же…

– Мя, – Сямбель, игнорируя мое зашуганное состояние, секунду топчется у ног, а потом запрыгивает на руки и растягивается на коленях.

Зарываюсь пальцами в теплый мягкий мех, заставляя себя успокоиться и не трястись раньше времени, ведь пока в квартиру никто не рвется, а значит, все может обойтись, и глажу-глажу-глажу. Мозг же напряженно ищет варианты, где сохранить ценную вещь. Дома – глупо, если меня вычислили, тут всё вверх дном перевернут. На работе – нельзя по той же причине. Джастине – да ни за что. Об этом просил Марко, да и сама я не хочу подставлять подругу. А больше у меня никого и нет.

Никого.

– Мя, – выдает мой кот, приподнимая сонное веко и намекая, что я халтурю и надо гладить его спинку интенсивнее.

– Прости, дружок, задумалась, – дарю пушистику нервную улыбку и ответственно чешу за ухом, пока случайно не цепляюсь за тонкий кожаный ошейник.

Озарение приходит внезапно.

– Сямбель, ты – гений! – взвизгиваю, притискиваю кота к груди и пару раз целую в нос, пока тот не начинает ворчать.

А через несколько минут мой четвероногий друг обзаводится маленьким, но бесценным украшением, которое и ему не мешает, но и от других прекрасно прячется в густой шерстке.

8. Глава 8

ЛИНА

Ночь проходит, как в тумане. То ненадолго засыпаю, то вскакиваю с бешено колотящимся сердцем и выпученными глазами и прислушиваюсь: не рвутся ли в мой дом убийцы, а через некоторое время, чуть успокоившись, проваливаюсь в безвременье вновь.

И так несколько раз по кругу. В итоге звонящий с утра будильник воспринимаю, как избавление от мучений, и со стоном вылезаю из-под теплого одеяла. Рабочий день никто не отменял. И уважительной причины для прогула у меня нет.

Голова чуть побаливает, но решаю, что для лекарства пока рано, и просто варю крепкий-крепкий кофе. Делаю бутерброд с сыром и прямо с ним в одной руке и чашкой в другой выглядываю в окно. Пасмурная погода заставляет скривиться, особенно мелкая, как пыль, изморось и шквалистый ветер, что играючи гнет ветви деревьев, срывает пожелтевшие, не до конца опавшие листья, и раскидывает их по двору.

– Никакого желания нет высовывать нос на улицу, – жалуюсь Сямбелю, притопавшему следом за мной на кухню из облюбованного на ночь кресла, – но кормить нас с тобой, дружочек, кроме нас самих никто не станет. Так что через «не хочу», но надо делать.

– Мя, – отвечает пушистик, отлично понимая слово «кормить», и подтверждает это, торкаясь носом и лапой в шкафчик, где хранится его еда.

– Вот и я о том же, – хмыкаю, в последний раз выглянув на улицу, чтобы убедиться в отсутствии подозрительного транспорта или людей, а затем отхожу от окна и достаю кошачий корм. – Держи, обжорка.

Сегодня мои занятия начинаются с десяти сорока. И времени вполне хватает, чтобы неспешно собраться и, приехав чуть раньше, составить и заполнить формуляр с рабочим планом на следующий месяц, который я откладываю уже неделю.