Приложила полотенце ко лбу, думая лишь о том, в каком виде появлюсь завтра в универе. На лбу набухла шишка. Рана не казалась огромной. Но крови из неё вытекло достаточно.

В висках бьётся пульс.

Как выдержу эту жизнь дальше?

Тупо уставилась на некогда белое полотенце, сейчас залитое моей кровью. За что я оказалась в аду?

Подпёрла спиной дверь, дожидаясь, пока в коридоре станет тихо.

Ужасно хотелось в туалет. А ещё приложить к ране что-то холодное. Выйдя из спальни, я обнаружила папашу лежащим в коридоре.

Споласкивала полотенце холодной водой до тех пор, пока оно немного не очистилось от моей крови. Приложила ко лбу. Слёзы всё же не удалось сдержать. От обиды, от жалости к себе. А ещё от злости.

Как же хочется побыстрее стать взрослой и независимой! Были бы у меня деньги, я бы забрала Тёмку и маму отсюда. Но пока ни меня, ни их никто не может спасти.

Вернувшись в комнату, вновь заперлась и пододвинула к двери кресло.

Кое-как приведя себя с утра в порядок, залепила рану на лбу пластырем. И натянула на голову бейсболку. Ткань бейсболки давила на шишку и причиняла дискомфорт.

Бабка, увидев меня на пороге, фыркнула и отдала Тёмку.

Напряжение отпустило лишь тогда, когда я обняла брата.

У бабки характер скверный. Она любительница покричать по поводу и без. Порой рядом с ней становилось просто невыносимо находиться. Неудивительно, что у неё вырос такой сын, как мой отец.

– Малыш, прости, – вжимаю худощавое тельце брата в себя, не зная, как его защитить. – Я тебе купила сладкий рогалик. Держи.

– Это не поможет, – забирает выпечку, дуя губы.

– Знаю, – сжимаю тёплые пальчики, – скоро я тебя заберу у неё. Потерпи немножко. Пожалуйста. Там папаша заявился пьянющий. Надо это пережить как-то.

Произношу слова, осознавая, что это моя мантра.

– Лилька, но, может, ты тоже у бабушки поживёшь? – смотрит на меня испуганными глазами.

– Когда же ты вырастешь, Тёмка, и от всех меня защитишь? – улыбаюсь, ероша его светлые мягкие волосы.

– Да я уже большой! Забери меня вечером домой!

Качаю головой. Нет. Если будет совсем худо, я сбегу. Одной это сделать проще.

– Большой, малыш. Но давай потерпим чуть-чуть?

Важно кивает, уставившись своими умными глазами вдаль.

Довела его до детского садика, передав в руки обожавшей его воспитательницы. И поплелась в университет.

Стоило зайти в аудиторию, как тут же ощутила тяжёлый взгляд Бартеньева. Смотрел на меня в упор, будто дыру выжечь хотел.

От пристального внимания становилось не по себе.

– Серёга с тебя глаз не сводит, – театральным шёпотом на всю аудиторию провозглашает подруга.

Только взгляд у Серёги был недобрый.

Лицо пекло. И непонятно, от чужих взглядов или после кулака отца.

– Баженова, вы забыли, где находитесь? – обращается ко мне Дарья Сергеевна, преподаватель геологии.

Обычно она никого не замечает. Опустит очки на длинный нос, засунув его в собственные лекции. Но почему-то именно сегодня её взгляд прошёлся по залу. И остановился на мне.

– Снимите головной убор или покиньте аудиторию, – важно приказывает.

Сглатываю слюну. Больше всего на свете ненавижу, когда меня обсуждают. А ещё жалость. И сегодня я получаю их комбо.

Сняла кепку, опустив лицо в надежде, что ко мне потеряют интерес. А геологичка не станет выносить на общее обсуждение мою побитую физиономию.

– Баженова, задержитесь после лекции, – произносит она, с трудом подавив свой явный интерес.

Коротко кивнула. Взгляды сокурсников всё ещё были прикованы ко мне. И я могла сообразить, о чём может думать каждый из них. Что я из неблагополучной семьи. Что мой папаша – алкаш, а мама не смогла от него защитить.