Каждая частица моего тела пропитана этой ненавистью, а ты же в упор не видишь.

Ослеп от желания.

От проблем.

От собственного величия ослеп.

– Ты слышишь меня, девочка? – угрожающий тон навис надо мной.

Я распахнула глаза. Мы уже не ехали – стояли у обочины в смертельной тишине. Вокруг был только лес, как он и обещал.

Сколько мы ехали сюда? Сколько я сидела вот так – задумавшись о прошлом? Я слышала, как он кому-то звонил, но была в абсолютной прострации.

К счастью, Давид принял мое состояние за другое:

– Влюбленная дурочка, – усмехнулся он.

И погладил меня по щеке. Так нежно, что я ее даже не ощутила. Нежность не ощутила. Только прилив ненависти и… боли.

Каждое его касание переплеталось с картинками прошлого.

– Сними розовые очки, малая. И не вздумай влюбляться в такого, как я.

– Иначе что?

– Иначе убью.

Черные глаза не отпускали меня – они все терзали душу ненавистью и не отпускали.

Если бы он только знал!

Какой смерти я ему желаю. Безысходной, страшной, мучительной.

И кого на самом деле я любила.

Если бы он знал – он бы непременно захотел убить меня.

– Ты чем вообще занимаешься?

Давид взялся за пачку сигарет, схватил несколькими пальцами и ловко вытащил одну. Затянулся с удовольствием и посмотрел на меня. Его глаза заволокла опасная дымка, но Давид Басманов был не из тех мужчин, которых устраивал обычный секс для удовлетворения первобытных потребностей.

Я это уже уяснила.

Он хотел растянуть удовольствие, потому что был уверен – ему удастся поиметь меня, и много раз. В его диких глазах читалось, сколько раз и в каких позах он это сделает.

Но это завтра.

А сегодня дела.

– Я фигуристка. Была когда-то.

– Ни хрена себе, – прищурился зверь, – а чего бросила?

Я облизала губы, задыхаясь от дыма. И отвернулась.

– Фигуристка и каратистка, значит? – подытожил он.

Одной рукой он повернул меня к себе. И смотреть заставил. Жесткие пальцы сжались на моем подбородке. Глаза вмиг заслезились – то ли от едкого дыма, то ли от той боли, что доставляли его прикосновения.

Если секс с ним будет таким же, как его касания, я умру. После первого раза. Едва только он окажется во мне.

– Первое хотели мои родители, вторым я увлеклась после их смерти, – пояснила я.

– Кто родители?

– Они были врачами, – зачем-то сказала я.

В этом не было тайны.

Он меня все равно не помнит, как сказал Монарх.

– Что с ними стало? Ты сирота? Живешь тоже одна?

Это был допрос. Он задавал вопросы так просто и бездушно, будто для него отсутствие родителей – обычное дело.

– Я одна.

– У тебя кто-то есть? Или был? Хочу знать, могут ли быть проблемы.

– Нет, нет и нет, – ответила, глотая гордость.

– И тебя совсем никто не ждет?

– Никто.

Углы его рта хищно дернулись.

А я едва не задохнулась, и на этот раз – уже не от дыма.

А от холода в его голосе.

– Это хорошо. Ты мне нравишься, девочка.

Он сказал это так отстраненно, будто бросил купюры мне под ноги. Будто уже купил меня, а сейчас – ставил финальную подпись.

По коже побежали мурашки. Я содрогнулась.

– Теперь ты не одна. Со мной будешь, – вердикт, не иначе.

Он потушил окурок и даже разрешил открыть окно. Едкий дым распирал легкие. Мне было плохо. Я почти не дышала. До меня дошло, с кем я связалась.

– Веди себя хорошо, Жасмин. И тогда ты будешь под моей защитой. Тебя никто не тронет, я так сказал.

– Я буду вроде игрушки? – уточнила сипло.

– Нет. Ты будешь моей женщиной.

Я кивнула.

– От меня требуется лишь вовремя раздвигать ноги?

Я усмехнулась холодно. Басманов сделал то же самое, а после – потрепал меня по щеке. Мол понятливая, поэтому и в жизни повезло. Стать женщиной Жестокого Давида – почти невиданная роскошь.