Сумма с несколькими нолями, нарисованными на листке Натальей Сергеевной всплывает в памяти. Я даже не знала, что девушкам за «связь» столько платят.

Но я найду более приличную работу. Такую, о которой говорить будет не стыдно!

Полная уверенности я выхожу на следующее утро из дома. Правда, чем больше я хожу по оставшимся рабочим местам, тем сильнее эта уверенность гаснет. Город у нас не очень большой, поэтому и выбора как такового нет. Раздавать листовки? Мне однозначно не хватит этих крох, чтобы оплатить бабушке лечение.

Купив в магазине кое-какие угощения, которые разрешены бабуле врачами, я еду к ней.

- Привет, родная, - здороваюсь, опускаясь на край ее кровати.

У нее из носа торчат трубки, на вид совсем слабая.

Бабушка переводит на меня взгляд и кажется, что первые секунды не узнают. Сердце кровью обливается. Она всегда была бодрой и энергичной, поэтому видеть ее такой ослабленной – боль для меня.

- Асенька, - неузнаваемым голосом отвечает наконец бабушка.

Я льну к ней и обнимаю.

- Я здесь. Принесла твое любимое печенье.

- Больно кушать, дочка, - она морщится от моих прикосновений, как будто я не аккуратно обнимаю ее и с силой бью.

Быстро отстраняюсь, оставляя только ее руку в своей.

- Извини. Я сегодня работу искала. И вчера. И вообще всю неделю после окончания школы, - начинаю говорить я, чтобы как-то ее отвлечь. – Но пока безрезультатно.

Бабушка прикрывает глаза, а потом начинает кашлять. Приступ такой сильный, что у меня выступают на глазах слезы.

- Как ты? – спрашиваю, когда она немного успокаивается.

- Больно. Везде больно, а они не хотят колоть мне обезболивающее.

- Почему?

Бабуля не отвечает. Поворачивает голову к окну, и под солнечными светом я могу различить сколько боли в ее глазах.

- Я потерплю, - отвечает она, - не долго осталось.

От этих слов мне хочется рыдать, но я заглушаю ком в горле, потому что плакать при бабушке кажется неправильно.

- Иди, дочка. Не хочу, чтобы ты видела меня такой немощной.

- Я люблю тебя, бабуля.

- И я тебя. Попроси Инну заплатить этим медсестрам. Пусть хотя бы пару раз в день приходят, а то терпеть нет никаких сил.

Моя бабушка всегда была сильной. Даже если у нее что-то болело, она шла работать и никогда не лежала без дела. Поэтому если она говорит, что терпеть нет сил, значит так оно и есть.

Я киваю и мягко целую ее в щеку, вдыхая в себя родной запах. Уже когда выхожу в коридор могу позволить себе расплакаться.

- Девушка, что у вас? – проходя мимо, интересуется одна медсестра.

Я быстро смахиваю слезы.

- Скажите, вы могли бы делать обезболивающие уколы пациентке из шестой палаты чаще? Ей же очень плохо.

Ее лицо становится кислым и недовольным.

- Государство не имеет столько лекарства, чтобы ублажать каждого умирающего. Одного укола в день вполне достаточно.

- Но ей плохо!

- Другим тоже плохо. Здесь всем плохо.

- Но к одним вы заглядываете чаще.

- Оплачивайте лечение и к вашей будем заглядывать чаще, - прямым текстом озвучивает медсестра.

Мне хочется на нее накричать, что нет у меня таких денег.

- Кстати, вашу бабушку на днях переводят на другой аппарат. Нужно будет подписать бумаги и оплатить лекарства. Мы можем сделать это прямо сейчас.

- Подписать я могу, а оплатить нет.

Она так посмотрела на меня, будто я прокаженная.

- Значит, она пока так и останется на этом. У больницы нет таких средств, чтобы оплачивать лечение за пациентов.

Вот тебе и бесплатная медицина… вздыхаю я.

Мимо нас проезжает другая медсестра с тележкой на которой находятся несколько блюд с едой, накрытых баранчиками. Я удивленно провожаю ее взглядом, когда она ввозит ее в соседнюю палату.