Поэт с удивлением отметил, что там лежали книги как на русском, так и на иноземных языках: латинском, немецком, французском. Непривычно было зреть подобное у православного святителя. Оно бы больше пристало какому-нибудь князю католической церкви. А отчего так, Иван и сам объяснить не мог. Возможно, памятен был шум, поднятый в прошлом году церковниками вокруг «Гимна бороде», написанного Ломоносовым и обличающего ханжество и лицемерие священства.

– Ты в латыни как, силен? – огорошил его вопросом Варсонофий. – А, господин копиист?

Иван от неожиданности заморгал глазами и замешкался с ответом. Потом неловко кивнул.

– Не пособишь ли переложить на наш язык вот это место? – протянул тонкую книгу архиепископ. – Никак в толк не возьму, о чем речь идет.

Поэт принял том и пробежал глазами текст.

Пастырь корпел над изучением… сатир Горация!

Это была восьмая сатира из первой книги и называлась она… Молодой человек почувствовал, как от волнения его прошиб пот.

Звалась сатира «Приап»!

Латинский стихотворец представлял в своем творении Приапа, статуя которого была поставлена в Эсквилинских садах, жалующегося, что его беспокоят не столько воры и птицы, сколько некие ворожеи, собирающиеся в том месте для колдовства.

Архиепископский ноготь отчеркнул следующие строки:

– Ишь ты, как складно, – похвалил владыка. – У меня так не выходит. И вот что еще скажи мне, вьюнош. Зачем это они закапывали в землю волчью голову купно с зубом змеи?

– Мню, чтоб навести порчу лютую, святый отче, – ответствовал Иран. – В латынских деревнях был обычай привешивать над дверьми волчью морду, чтоб уберечься от сглазу.

– Ага… – призадумался архиепископ, повесив голову на грудь и надолго замолчав.

Барков даже подумал, а не заснул ли часом достойный и ученый пастырь. Но нет. Вновь поднял на него свои очеса и повел разговор о том, зачем, собственно, и явился к нему проситель.

– Ходатайство графа Кирилла Григорьевича я рассмотрел. И не вижу препятствий к его удовлетворению. Ступай в канцелярию, сыне, там тебе выпишут от меня грамотку к монастырской братии.

– И в Горний Покровский тоже?.. – быстро спросил парень.

– Почто пытаешь о той обители? – ответил вопросом на вопрос владыка и подозрительно прищурил на него око.

От доброты и следа не осталось на лице пастыря. Он весь как-то подобрался, сделался жестче.

– Так зачем тебе в Покровский монастырь приспичило? – уже более настойчиво молвил Варсонофий.

– Академику Тауберту стало достоверно известно о том, что в обители сей весьма ценные рукописи сохраняются. Среди них и несколько старинных летописей.

– Вон как, – протянул архиепископ, но по его виду было понятно, что не поверил столь простому объяснению. – Увы… Сейчас в обитель попасть невозможно. Пошесть у них там какая-то завелась. Вот сестры и затворились до времени. Пока не пройдет…

В свою очередь не поверил святому отцу и Иван. Неожиданно как-то напала хворь на монашек.

– Благословите, отче!

– Храни тебя Господь, сыне. Да не зарывай таланты. Умные да знающие люди Руси-матушке ох как нужны! Особенно в такую-то годину…

«В какую?» – хотелось спросить поэту, но сдержался.